Шрифт:
Я знаю кто и что сейчас скажет, какой сделает жест, потому что происходящее как бы эхо когда-то уже виденного сна.
Протяжённость таких моментов невелика, а между сном и его эхом иногда проходят годы.
Я ни с кем не делился своим открытием, а через много лет – с облегчением и разочарованием – узнал, что такое случается не только со мной, и что у шотландцев даже есть особый термин этому явлению: «второе увидение»…)
Для второго открытия нам пришлось поехать на Всесоюзную Выставку Достижений Народного Хозяйства – ВДНХ.
Там нас повели в павильон космонавтики, перед которым высилась белая стрела космического корабля типа «Восток», на котором летал Гагарин.
В очень просторном павильоне между стендов и макетов, и манекенов в красных скафандрах и белых шлемах, бродили сразу несколько экскурсий.
Не знаю в какой что рассказывали, но наш экскурсовод повторял то, что всем и без него известно, поэтому я то отставал, то забегал вперёд, а в какой-то момент свернул в широкую боковую дверь.
Каменные ступени вели вверх, а над ними висела надпись «Павильон Оптики».
Я поднялся до площадки, где ступени заворачивали к стеклянным дверям в сам павильон.
Но дальше не пошёл. Меня заворожила феерия цвета и воздушности, развернувшаяся на площадке.
Кубометр пространства словно заполненный семейством мыльных пузырей – от совсем крохотных до громадных, неподвижно застывших, переливающихся радостными цветами всевозможных оттенков радуги.
Восторг, восторг!
Кто-то из конотопских школьников приметил, как я свернул в эту дверь. Меня окликнули снизу «уходим!»
Я посмотрел вверх на стеклянную дверь, куда мне не суждено войти, и вернулся к своим.
( …что было за той дверью я не знаю, а открытие состоит в том, что порой один шаг в сторону от прот'oренной колеи открывает новые блистающие миры, но шаг в сторону – это попытка к бегству…)
Заключительное – третье – открытие подстерегало в Государственном Универсальном Магазине на Красной площади, куда мы приехали уже без экскурсовода.
Там я узнал, что мечты сбываются, просто надо быть готовым к их исполнению.
На входе в ГУМ нам сказали собраться в этом же месте через полчаса и распустили в свободный поиск.
Изнутри ГУМ смахивает на трюм океанского лайнера-великана – пустой в центре с многоэтажными переходами вдоль бортов.
В одном из отсеков на третьем этаже нашёлся биллиард моей мечты. И ровно за десять рублей.
Как же я проклинал свою несдержанность!
На деньги выданные мне мамой я успел уже съесть два мороженых – одно утром на вокзале, и второе на ВДНХ.
Пришлось сказать мечте «прощай» и, с горя, я съел ещё одно – прямо в ГУМе.
Под вечер, усталые, но довольные (если не вспоминать осечку с биллиардом), мы выехали из Москвы в Ленинград.
В городе на Неве нас поставили на постой в какую-то школу на Васильевском острове, недалеко от Зоосада.
В школе нам отвели половину спортивного зала, так как вторую половину уже занимала экскурсия из Полтавы.
Мы их не стеснили – спортзал был очень просторным – только забрали часть чёрных физкультурных матов, служивших матрасами.
В комплект к матам выдавались суконные одеяла, так что спали мы с б'oльшим комфортом, чем королевский двор Франции при бегстве из Парижа в «Двадцать лет спустя» у Александра Дюма.
Для трёхразовой кормёжки мы ходили за пару кварталов к горбатому мосту над Мойкой, в столовую на другом берегу.
Очень тихое место, почти без уличного движения.
Там наши старшие расплачивались бумажными талонами, девочки расставляли еду на квадратных столиках и звали остальных зайти с улицы.
Иногда приходилось ждать, потому что кроме полтавской и нашей тут столовались и другие экскурсионные группы – не из нашего спортзала.
В таких случаях мы стояли на мосту над неширокой рекой, что неприметно текла между отвесных каменных стен своих берегов.
– На берегу Мойки ели мы помойки,– составил эпиграмму кто-то из нашей группы.
( …рифма, конечно, безупречна, но лично у меня к тамошней пище претензий нет – всё как всегда и везде во всех столовых, куда я заворачивал на своём на жизненном пути…)