Шрифт:
— Да, очень. А ты думала… Откуда тут военный аэропорт и все такое? Ну, потом никому не нужны стали, как Япония капитулировала, с тех пор как-то все захирело. Большее число шахт остановились. Вообще, ***вый из меня историк. Ладно, пошли на своих двоих.
Наконец все выгрузились из бесполезного автомобиля, катить его неопределенное время до заправки казалось плохой идеей, по пути существовал шанс отбить транспортное средство у местных или врагов, вообще-то весьма опасный и призрачный шанс.
И если выбора нет, то приходится просто идти, передвигать без мыслей ноги по пыли сумрачной дороги, тащить винтовку на одном плече, тощую суму — на другом.
Шли снова молча, один Герк ведал, куда ведет, но вместо болтовни только временами виновато вздыхал, как и все мужчины, с огромным трудом, признавая свою неправоту. Дейзи его ни в чем и не обвиняла, Джейс уже просто не реагировала на этого человека, не ожидая от него никакой нормальной помощи, а половинчатая помощь — это словно и не помощь вообще. Да и не заслужила она нормальной, как считала. Дейзи вот поступила по отношению к Герку, как поступили бы многие женщины в экстремальной ситуации, когда о морали и нравственности — да и об индивидуальных переживаниях какой-то заблудшей души — не идет речи. Только о выживании любой ценой. А Джейс то ли выживать не желала, то ли любая цена ее не устраивала, то ли все еще верила, что до чьих-то чувств здесь кому-то может быть дело.
Шли как-то медленно, точно увязая в грунте, будто не по дороге, а по распухавшим тучам. Воздух отвратительно напитывался духотой. Встретить грозу в джунглях или того лучше — на горном хребте — еще та перспектива. Но переждать не позволили. Это Герк все торопился, точно чувствовал, что остров пришел в движение, расположение сил стремительно менялось с тех пор, как ракьят перешли в наступление. И не факт, что его схрон все еще находился на нейтральной территории.
Он объяснял, что алмазы пойдут на общее с ракьят дело, видимо, он давно сотрудничал с племенем и, в частности, Денисом, но от чего-то Джейс не верилось, что украденные у пиратов алмазы пойдут во благо общего дела, а не для обогащения одного нечистого на руку субъекта. Хотелось верить, что ошибается… Но когда под уставшими ногами только бесконечная дорога, только редкие шаткие доски на старом железнодорожном мосту, мысли и оценки не имеют значения. Если есть цель — надо идти. И хорошо, если находится тот, кто придумывает эту цель, даже ненастоящую, даже иллюзорную, в высшей мере приземленную. Если нет никакой цели, то все поглощает безумие. А надежда… На что? На изменение? Изменение чего? Перед смертью надежда остается бессильной. Да и что за нее так все держатся? Будто нет иных категорий. С ней ведь всегда еще следуют любовь, вера и мудрость, а одна она — призрак, морок, туман, болотный огонек над трясиной. Части одного большого целого, существующего в гармонии, поодиночке скорее способны породить хаос, нежели новую гармонию.
И люди шли вдоль холма, вдоль гор, прямо в пасть джунглей к неизвестному будущему. Герк о будущем не думал, точно рыскающий зверь, для которого повторение бессмысленных действий — и есть закон жизни, поиск добычи, немедленное ее поглощение и новый поиск. Как и у многих. Декорации здесь не важны. Может, так проще. Может, этому и стоит научиться… Только не стать бы в этой горькой науке подобной главарю пиратов. И Джейс разрешала себе страдать, разрешала содрогаться при мысли, что последние иссыхающие ростки совести и человечности вдруг могут покинуть ее. Она еще верила в справедливость этого мира, в то, что все творится не просто так, хоть случай с Лизой сломал их, снес до самого основания крепость души, оставив обгорелый остров и только прочные плиты фундамента.
— Это там что? — нарушила первой молчание Джейс, так как, вторя ее мрачным мыслям, сквозь дымку и сумрак горизонта среди деревьев, распластанных у подножья долины, высился почти квадратный каменистый холм. Но не он привлек внимание: в центре него застыл распластанный громадиной старинный высокий деревянный крест. Издали он напоминал статую из Рио-Де-Жанейро, но стоило только сфокусировать взгляд, чтобы понять: это только крест без черт искупления.
И от этой мысли сделалось еще более неуютно, отпало всякое желание рассматривать его подробнее, веяло от него чем-то ужасным, улавливаемым лишь подсознательно, впечатление вскоре дополнил своим рассказом Герк, бездумно болтавший все, что знал, почти без выражения, без понимания:
— Это? А! Это «Голгофа», ну, так его прозвали… Сначала крест установили вроде колонизаторы, веке этак в девятнадцатом, а теперь там пираты казнят массово людей… Кто только выдумал… Вот и прозвище.
Герк притих, будто до него только что дошло, что он поведал, и он заметил неподходящий свой тон, слишком беззаботный, чтобы рассказать, где происходят массовые расстрелы. Да мало ли где на острове они происходили, почти каждая пядь земли была отмечена кровавыми следами. Может, оттого орхидеи цвели таким неистовым пожаром…
— Жуть какая, — только вздрогнула Джейс, торопливо отводя взгляд и прибавляя шаг.
— Я уже ничему не удивляюсь, — раздался спокойный голос Дейзи. И ее покой только подстегнул неосознанную тревогу, которая, казалось, скрипела унынием между деревьев, точно природа заразилась от людей их растерянностью, что предвещала бурю.
— Это верно, удивляйся, не удивляйся, а путь наш ближе не станет, — пыхтел Герк, забираясь на валун, сворачивая на еще более секретные тропы, раз уж им приходилось все равно идти пешком. Он решил срезать путь, надеясь успеть до грозы, приближение которой пока вроде бы ничто не предвещало. Только надсадно на всю округу вдруг завыли псы, пугая буйволов, что разбредались по холмам с глухим рыком, походящим отдаленно на рев тигра, встреча с которым могла произойти на этих пустынных равнинах.
За все время изнурительного пути контрабандисту и женщинам встретилась только одна лачуга без окон и дверей, примостившаяся, как сакля, на сваях у склона. Возле нее был разбит обнесенный заборчиком из чурок и веревок огород, на котором возвышались три раскидистых лопуха и валялась одна ржавая покрышка. Между тем хозяин лачуги, у которого и попросить-то нечего было, обирал два трупа… Они лежали в траве, так что Джейс не сразу осознала, над чем склонился человек в малиновых рваных штанах, почему он копается в земле. Оказалось, что не в земле, а карманах. Но шок прошел быстро, даже слишком быстро. Еще говорят, что привыкнуть невозможно… Невозможно. Но уже не шокирует.