За пределами пещеры, где уже ставшие жидкими сумерки предвещали начало рассвета, у подножья холма, как раз возле спуска, слышались шаги и брань.

— Караулят нас, падлы, — выругался Герк, нервно потерев нос, вылезая с опаской из пещеры, понимая, что единственный путь с этого дикого холма заблокирован. Пираты явно знали тот карниз, знали, что единственный выход — к жертвенной пещере. Сами решили не лезть, надеясь взять измором.

— Может, здесь есть другой путь? — только нервно выдохнула Дейзи, сжимая кулаки.

— Не знаю. Отвлечь бы их, что ли…

Джейс молчала, бесстрастным потухшим взглядом рассматривая преследователей, которые не позволяли спуститься с холма. Ваас шел по ее следу. Так ей казалось. Она ощущала истрепанным разумом свою обреченность.

Комментарий к 109. Слепой огонь Не затянуто? Скоро побежим...

====== 110. В бесконечном сражении ======

И в бесконечном сражении

Тени сомнений терзают меня.

Кто я сегодня —

Воин света или зла?

Пираты бродили внизу, точно волки в яме, с той лишь разницей, что в западне оказывались те, кто очутился на вершине. Ваас досконально знал свой остров, если угадал, куда выведет беглецов путь по бездорожью. И знал, что в пещеру не стоит соваться, чтобы не положить лишних людей. Он хоть подчиненных не особенно ценил и вряд ли воспринимал как личностей, но разбрасываться боевыми единицами считал по меньшей мере нецелесообразной затеей.

Разве только при вспышках гнева мог рассадить чью-нибудь пустую башку пополам. Но это был его гнев и его воля, а враг оставался врагом. Ему нельзя делать одолжений, иначе рано или поздно окажется сильнее, и играть можно лишь с противником, что намного слабее. Впрочем, тогда это скучная игра. Но ракьят переходили в наступление и тут уж скучать не приходилось: сместилась та ось равновесия, которую наркоторговцы устанавливали в свою пользу почти двадцать лет, беспощадно, бесчеловечно. И, стоило ей пошатнуться, они были готовы сжечь все дотла, каждого разорвать на куски, лишь бы не уступить малейшей толики своей власти. Хойт-то точно… А мотивы Вааса понять не удавалось никому, может, и ему самому, хотя вряд ли. Но какой толк разбираться в мотивах, если в них столько жестокости? Люди боятся мертвецов, потому что, будучи при жизни добрыми и отзывчивыми, в случае преждевременной трагической смерти, подлого кинжала в спину, или потревоженного захоронения, они делаются нежитью, от прежней личности ничего не остается. Они мстят за причиненные жизненные страдания после гибели. Вот и Ваас, видимо… Тоже… И заговоренная винтовка не обладала силой, чтобы сразить нежить.

Джейс глядела в окуляр прицела, руки дрожали, дыхание сбивалось от щемящего ужаса: всюду, где появлялся этот человек, происходили разрушения, причинялась боль, а его приказами губили невиновных. Но ненавидела девушка по-прежнему Хойта, каждый миг, каждую букву этого имени, это существо, которое превратило древний хаос в бессмысленный хаос уничтожающий. И еще кого-то, кто готовил кинжал в спину. Откуда знала, что пират не человек уже, а нежить живая? Просто знала. Много она последнее время знала наверняка. Тяжело знание без силы, непомерно тяжело даже для мускулистых плеч биатлонистки.

Стрелять снова она ныне опасалась, хотя враги были на расстоянии меньше километра внизу. Но туманные сумерки снова сгущали тучи, закрывая бледнеющие звезды, а остров не город: нет ни фонарей, ни света из окон. Так что снайпер только лежала, прижавшись животом к выжженной траве, высматривая перемещения пиратов, передавая винтовку Герку, чтобы он тоже поглядел. Утешительных выводов сделать не удавалось: враги перекрыли единственный выход с хребта над водопадом. Последний негромко мерно шумел, срываясь с высоты в долину. Беглецам как раз надо было туда попасть. Может, не стоило сидеть в пещере и ожидать нападения? Но, судя по всему, Ваас только затем позволил как будто сбежать, чтобы встать с отрядом возле водопада. А по той тропе пересекать хребет теперь оказывалось верной смертью: ни единого деревца не росло, простреливалась вплоть до короткого горизонта, в который упирался спасительный склон, за которым существовал шанс попасть на территории, уже контролируемые ракьят. Но это запредельная грань казалась ныне бесконечно далекой, точно совершенно другой мир. Оказывается, много других миров существует: сначала весь остров чудился иным измерением, а ныне и сам разделился на границы запрещенные, гибельные и относительно безопасные. Относительно, ведь расположение сил постоянно менялось с некоторых пор. Почему же ракьят перешли в наступление? Рассказывали, будто у них появился герой, какой-то молодой парень, который повел их за собой. И Ваасу это явно не понравилось. Но ныне охотился он именно на Джейс. Хотя, может, на вора кровавых алмазов.

Герк только морщился и кривил физиономию, очевидно, представляя уже, как враг его начнет освежевать. И судя по всему, шкуру свою укротитель мартышек хотел бы сохранить, но отчаянно не видел путей к отступлению. Возвращение на каменистый карниз сулило только гибель — обратного пути вдоль валунов, идущих чуть под уклоном, просто не существовало.

Герк тихонько попытался отцепить от колонн лианы, энергично принимаясь отдирать их, стирая руки и упираясь в камни ногами, мотая головой. Видимо, надеялся свить из них веревку, чтобы спуститься на дорогу. Вроде не высоко! Кажется, что совсем не высоко, но падать опасно. И горы-то не такие, чтобы дух захватывало, и вершины-то не снежные. Но человек — песчинка в природном обороте великих начал земли. И не надо ему вершин снеговых, не надо пропастей бездонных. Грунтовая широкая дорога маячила внизу, чуть подальше, у подножья склона, но не хватило бы никаких лиан, чтобы свить веревки, даже когда Герк принялся перепиливать ножом неподатливые сочные стебли растений-паразитов, пугая копошащихся насекомых, раздраженно стряхивая с себя удивленных муравьев.

— Да пошли они все! Я не хочу умирать! — только прошипел укротитель мартышек, когда понял, что все его попытки бесполезны.

Джейс молчала, никогда она еще не ощущала себя более виноватой. Вроде казалась всегда себе скромной и нерешительной, видимо, представляла себя в лучшем свете, а в самый ответственный миг гордыня позволила стрелять наудачу. Но жизнь делит удачу на всех неравномерно и незаслуженно. И если существует столько несправедливости, то должна быть какая-то цель, но, когда трое путешественников оказались заблокированными на хребте, не ощущалось ничего, кроме озлобленности на стечение обстоятельств.

— Попробуем выбираться, — несмело подавала голос Дейзи, но сама уже громко стучала зубами.

Джейс же снова погружалась в безразличие к себе: вот он, Ваас. Вот ее личный кошмар, ее проклятье. Каждый раз убегали от него, страх заставлял жить, хотя здравый смысл городского жителя подсказывал, что жить-то уже не для кого. И что еще мог придумать этот Ваас? Еще одну казнь? Она бы не позволила, просто напоролась бы на пулю. Может, и не так это страшно, не страшнее ощущения, когда кости ломаются, а на каком-то пределе боли уже не остается различий для разума, сколь ее ни увеличивать. Разум либо вовсе покидает, либо уходит в небытие бессознательного. Человек — создание хрупкое, а ей, как казалось по состоянию, хватило бы и пары ударов, чтобы совсем отдать концы. Вот только Герк и Дейзи не желали умирать, но Джейс не могла придумать, как помочь им.