День гнева! На полчаса темнота сделалась, Седьмая печать открывалась. В наказание за все, что творили люди, в наказанье за все, что они не делали. Одни убивали, другие закрывали глаза. Нет страшнее греха, чем равнодушие, нет страшнее мира, чем мир закрытых глаз. Не на зло закрывали глаза, а на боль чужую.

И вот она, всего лишь измученная женщина посреди этого адского пламени, всего лишь рядовой в армии сопротивления. Не отступавшая ни на шаг, вскрикивавшая от каждого взрыва, не понимавшая, жива ли еще или это призрак ее не отпускает автомат, метаясь по полю боя тенью черной пантеры.

Судный день, этот день — день гнева, когда пламя застило глаза, когда оружие и душа дымились, когда вместо дождя землю обильно орошали отстрелянные гильзы. Только не давали эти семена всходов, только не нес металл новой жизни.

Новый взрыв, новая атака из грота, Джейс не поняла, как оказалась в темноте, проползая, пролезая среди лиан, щедро замаскировавших вход в старый бункер.

Еще миг назад вокруг нее бушевало пламя очередного взрыва, глаза и горло саднило от дыма, она бросилась в неизвестном направлении, плохо уже соображая, ободрала окончательно ладони, тормозя о камни. Приподняла голову и поразилась: она оказалась в гроте. Вероятно, вся охрана его бросилась на борьбу с отрядом ракьят, который не позволял отступить через второй выход.

Затхлая темнота слепила глаза. Джейс несколько секунд размышляла, что ей надлежит делать: вернуться к отряду или идти прямо, вновь испытывая судьбу. Но если командир погиб, как и двое из четырех членов отряда, она имела право, возможно, поступая против правил ведения войны, против всех правил логики и рациональности. Но только оказалась в гроте, в голове что-то щелкнуло, как в тот день, когда повела впервые за собой ракьят штурмовать причал: она знала. Просто знала. И герой Цитры вел уже после нее, после начала наступления. Но жрица исключила ее, впрочем, эта странное создание волновало ныне меньше всего.

Вперед, только вперед. Беззвучной тенью кралась, вздрагивала от каждого шороха, пугаясь каждого своего вздоха, но продвигалась дальше, оборачиваясь, ожидая засаду. Но нет, Ваасу уж не до игр оказывалось, силы практически сравнялись.

Джейс шла убить его, если повезет, если позволит небо, потому что так велел долг.

Сомнения таяли с каждым шагом, с каждой увиденной картиной: вот он — стол с кандалами. Рядом — разложенные страшные инструменты палача: огромные ножницы для вскрытия, бензопила, клещи… Ничего необычного, ничего менее ужасного. Старо как мир, страшно как ад. И пытали, очевидно, в прямом эфире.

Поваленный деревянный стул, веревка, прожектор… И на полу много-много крови, над которой кружили жадные мухи… Клетки…

Из середины грота доносились голоса, знакомые. Да, этот пренебрежительный озверевший голос она узнала бы из тысячи. Ваас. Отсиживался, значит, не лез в прямое столкновение. Проклятый главарь.

— Камеру сюда. ***! — распоряжался он, очевидно, пираты спешно собирали недешевое оборудование, намереваясь прорваться и сбежать в поистине неприступный форт на востоке за Бедтауном. — Не свети в глаза, ***! Ловушка почти готова. Он придет завтра. Пора валить отсюда.

— Откуда ты знаешь? — хрипло кашлянул кто-то, может, тот самый Алвин, может, какой-то другой выродок.

— Знаю, — резко бросил Ваас, раздраженно шипя, буквально в каждой ноте его голоса сквозила злоба, конечно, ведь не привык к равному противостоянию. — И захлопнись. Я слишком хорошо знаю свою ***ую сестрицу, и знаю ее марионеток. *! Ракьят снова лезут, совсем о*ли с этим героем Цитры.

Не привык или же только и мечтал о нем, но у него существовал какой-то свой план, может, часть его игры, более масштабной, чем та, что он затеял с Джейс когда-то. Его раздражало, что ракьят нарушают планы, но только всякая его затея несла лишь новые разрушения.

Снаружи шел бой, слышались выстрелы, эхо разносило вдоль стен пещеры приглушенные возгласы, ругательства, воззвания к высшим силам — все там смешалось, небо и бездна.

Джейс кралась за железными клетками, в одной из которых застыл неподвижно распластанный человек, видимо, пленник, замученный до смерти. Но полумрак скрывал его черты, как и незваную гостью, которая размышляла, что у нее почти не осталось патронов в автомате, зато нож ей старуха-оружейница подарила прекрасный, японский танто, редкий для здешних мест.

Джейс уже убивала ножом, это страшнее, чем из винтовки, но ни о каком страхе здесь речи не шло, все категории смешались в запредельном подскоке адреналина и выплеске всех резервных ресурсов организма, будто всю жизнь только и готовилась к этому дню, выслеживая врага, точно хищник из засады.

Она знала, что идет не ради смерти, уже даже не ради мести за Райли и Оливера, а за жизнь, за тех, кто мог погибнуть или остаться искалеченным по вине главаря. Она знала, что взвалила на себя ношу не выше той, которую способна пронести до конца, до самого конца. Не находя аргументов в пределах разума, она ощущала, что делает все верно. Верно, даже если бы ей, как единичному замкнутому в себе существу, от этого становилось невыносимо тоскливо. Ваас… Ваас…