— Вы правда сможете остановить его? — спрашивала девушка, когда Джейс покидала хибарку. И столько в этом вопрос содержалось надежды и столько мольбы избавить от личного кошмара. От врага. Который породил на свет, но уподоблялся животному.

— Собирайся. Если я не вернусь через пятнадцать минут, отправляйся в Газтаун как можно скорее. Ты знаешь дорогу? — сама не понимая почему, установила время Джейс, беспокойно озираясь по сторонам. Снова ее мучили предчувствия.

— Знаю. Вон там холм. Возвращайся, — обменялись понимающими взглядами девушки и расстались. И Джейс почувствовала, что навсегда. Но не хотелось верить предчувствиям.

«Опять эти двое!» — недовольно подумала Джейс, когда поднялась на холм за церковью. Там и правда рыли могилу трое мужчин, один — рыбак, а двое — те ракьят, которые накануне караулили аванпост, а утром отбивались от пиратов, да еще тех, кто в нее камень кинул. Безгрешные, наверное, раз так легко камни кидали в нее, в ведьму проклятую…

Ее уже заметили, она остановилась поодаль. Сомнений быть не могло: существо с опухшей рожей называлось отцом той девушки. А он даже не плакал, он просто закапывал в землю забитую насмерть свою жену. И ракьят не осуждали его, не пытались взыскать с него за содеянное по какому-нибудь правосудию духов предков.

Стало неимоверно противно. Пока на нее не обращали внимания, Джейс прицелилась и выстрелила в ногу наклонившегося мужчины. Он тут же подскочил. Икру разворотило? Всего-то! Убить мало! Злоба застилала глаза. Ненависть на грани черной и белой. Оказывается, у нее тоже несколько оттенков, оказывается, она серая, если не знаешь, ради кого ненавидишь. Убивать такую тварь не было жалко, но все-таки убивать человека, а не врага…

Но времени не раздумья не было, к ней тут же подскочили двое ракьят, а она неуклюже плюхнулась на землю, не зная, то ли стрелять, то ли бежать. Она растерялась, хотя к тому все и шло.

— Враг! Враг! — послышались возгласы ракьят, но они тоже не открыли огонь.

Но только она попыталась сбежать, как кто-то снова кинул в нее камень, попав между лопаток, так что она упала ничком, а потом ее обезоружили, выдернули винтовку. Сердце бешено колотилось в груди, но адреналин не спасал, потому что она и правда не знала, что ей делать: бежать? Открывать огонь? Но ведь ракьят ее не убили… Могла бы по-тихому прикончить отца девушки чуть позже, но все равно никто бы не понял, все равно эти двое заметили бы, они хотели заметить, они хотели уличить.

— Стерва гр***ая! — стонал «отец» неподалеку. — Это тебя моя дочь наняла? Да?!

Значит, сам все понимал. Нет, оставлять его оказывалось невозможным. Джейс вырвалась и кинулась с оставшимся мачете… Ракьят не успели ее остановить, только кинули еще пару булыжников, но рукоять ножа уже глубоко врезалась в грудную клетку проклятого алкаша. Он повалился навзничь. Нет, надо было прикончить его с колокольни, но поняла слишком поздно. Приканчивать его не просили, но, может, так вылилась ненависть к ракьят? Всегда ненависть к кому-то уничтожает не тех, кто виновен. Впрочем, нет, она убила не ради себя и не ради своей ненависти. Она хотела защитить заплаканную девочку, не допустить еще больше мучений и унижений.

Теперь свои же могли пристрелить, как паршивого пса. Вернее, тех, кого она считала своими, потому не посмела причинить им вреда. Может, зря. Они уже не стеснялись в обращении с ней, едва назвав врагом. И кто здесь был прав, и какой ценой меньшей крови можно было всего избежать… Не так уж важно, когда повалили и принялись нещадно пинать, к счастью, босыми ногами. Нож тоже скоро отняли, а сопротивляться она не могла. Сбежать ей не давали, сбивая с ног каждый раз, точно муравьи жука. И топтали. Она только голову руками прикрывала, ощущая, как изо рта вылетают кровавые ошметки.

Они не стреляли, видели, что она им больше не может причинить вреда, и наслаждались избиением с ощущением полной своей правоты.

— Самозванка! — наперебой кричали они.

— Предатель!

— Самозванка!

Джейс все еще пребывала в сознании, ощущая, как в ее живот ударяется ступня, а другая бьет по позвоночнику. Она скорчивалась, трепыхалась, точно рыба, выброшенная на берег. Потом «вроде свои» остановились, их пинки замедлились, потому что один пошло хохотнул:

— ***! Эй, а может ее «разделить»?

— Убить тварь! .. — шипел увлеченного другой воин, но прислушался, довольно хмыкнув: — «Разделить»? Цитра сказала не чинить препятствий, а про это ничего не было сказано! Хорошая идея.

Джейс поняла, как холодеет. Сбежать она не могла, скорчившись от боли. Она просила одного — умереть и, желательно, быстро. Лишь бы не испытать того, что намеревались сотворить воины. Да в чем они тогда лучше пиратов? Или же она слишком оскорбила их? Да, конечно. Нарушила табу с татау да еще посмела быть чудовищем, по определению Цитры… Да, конечно, во всем она виновата! Всегда она и только она. Да. Конечно, она. Убила человека, который по всем законам заслужил наказания. Что же ей за воины попались на беду? Неужели теперь для всех бывших союзников она являлась только предметом безнаказанного поругания?