«…Сергей, спешу Вам напомнить, что на днях Мария Орлова, дочь Алексея, была в опасной близости от значимых для нас с Вами документов, когда один из сотрудников исследовательской группы принес папку из архива в библиотеку и забыл её там. Ни в коем случае нельзя допускать подобных неосторожностей. Помните, мне чудом удалось убрать Орлова без последствий. На досуге ещё раз подумайте о том, что лаконично выполненное мной убийство Орлова случай единичный. Нам просто повезло, что всё сложилось так удачно. И то, я уверен, что у кое-кого по сей день его смерть вызывает некоторые подозрения. Надеюсь, Вы понимаете, что в следующий раз мы не сможем так легко выйти сухими из воды.

С уважением, Антон Спольников».

Я всегда думала, что знаю, что такое настоящий шок. После всего пережитого, после самых страшных новостей и самых невероятных событий в моей жизни, я думала о том, что знаю, что это такое. И я действительно знала, испытав его уже два страшных раза в своей жизни - это ведь был ошеломительный, страшный рокот, который прокатывался из ревущего содрогающегося сердца по всему телу и доставал до самого донышка души. Рокот, заставляющий кровь замирать в жилах, сжиматься каждой клеточке тела в болезненной судороге. Рокот, вынуждающий тебя обессиленно падать на пол и терять всякое самообладание, утопая в твоём бессильном рыдании.

Он сбивал с ног. Да, сбивал…

Я ухватилась за край стола и зажмурилась, опустив голову вниз. Перед глазами потемнело, и где-то в голове что-то начало гадко, ломано хрустеть.

Вокруг же вдруг будто бы всё стихло, замерло. Время остановилось. И моё сердце вместе с ним. Несколько мгновений, я пыталась вернуть себя к жизни. Просто потому что понимала - если не вернусь сейчас, то будет уже поздно: всё откроется, и я не смогу ничего сделать. Эта мысль придала мне сил и заставила меня отпрянуть от стола, будто бы он был заражен радиацией. Сжимая в руках письмо слабеющими пальцами, я заморгала. Надо отдышаться и взять себя в руки. Срочно.

Внутри уже что-то гадко и заунывно подвывало, царапало нутро длинными кривыми когтями. Это что? Ужас? Страх? Что это?...

Нет, хватит. Такого не может быть.

Я с силой закусила губу. Но что я? Что со мной? Да не может такого быть.

Я прикрыла глаза, горькие слёзы жгли, а сердце ревело, ревело так, что мне хотело кричать и бить кулаками пол, стены: мой отец не умер от сердечного приступа, он был убит. Он был убит за то, что узнал что-то страшное, и не кем-то там убит, а Антоном Спольниковым. Тем самым Спольниковым, который дружил с моим папой. Который поддерживал меня после его смерти. Который так тепло отзывался о моём отце. Который был мне ближе всего на свете.

И в которого я была влюблена.

Нет, нет… Я не верю в это. Это какая-то ложь. Грязная, поганая ложь…Не может быть. Мой разум тут же попытался опровергнуть истинность содержания написанного в клочке бумаги, лежащего на столе Антона.

Нет, нет, нет! Это всё какая-то страшная ошибка… Я просто не разобралась…. Не поняла чего-то… Это не может быть правдой. Антон не может быть убийцей. Он друг моего отца! Он мой друг!

Слабость навалилась на меня ватным одеялом. Мне снова пришлось ухватиться за край стола: ноги едва держали меня. Я только сейчас начала понимать, насколько скверной была ситуация, в которой я оказалась. Из-за гула в ушах я почти ничего не слышала. Меня била нервная дрожь; я пыталась сообразить, что мне надо делать, но времени было слишком мало, и голова была словно в тумане. Мне нужно всё узнать, всё узнать и всё знать… Всю правду… Жертвуя всем…

Едва соображая, я дрожащими руками стянула письмо со стола Спольникова письмо и, скомкав его, побыстрее убрала его в карман толстовки.

В этот момент я услышала шаги и голос Антона.

Что-то зазвенело у меня в голове, словно хрустальный колокольчик, а затем с силой кольнуло в висок.

Мигом отвернувшись от двери, я резкими, отрывистыми движениями вытерла слёзы. Сделав глубокий вдох, за ним ещё один, я постаралась дышать как можно ровнее.

Дверная ручка повернулась, дверь скрипнула, и я, едва живая от страха, обернулась к Спольникову.

Возможно, я в эти секунды я видела перед собой убийцу своего отца. Возможно, я видела перед собой того, кто мог и убить меня, осознав, что я знаю правду.

Я понимала, что передо мной может быть и вовсе стоит не человек, а монстр. Что мне нужно его бояться, что мне нужно на него кинуться, вцепиться в него и разорвать на части, если кровь моего отца на его руках.

Но я должна узнать правду, всю правду - от начала до конца. Это первое. А второе - я должна приложить все силы, чтобы уйти живой, для начала, из этого кабинета.

Антон не должен заподозрить то, что я всё знаю и, тем более, обнаружить, что его письмо у меня. По крайней мере, сейчас.

А это, значит, я должна действовать осторожно.

Я взяла себя в руки. Онемение, поразившее меня от отчаянного ужаса, не позволило сломаться моему быстро принятому на себя хладнокровию. Антон смотрел на меня не без удивления, но с привычной мне теплой приветливостью. Он замер в дверях, чуть приподняв брови. Некоторое время вглядывался в моё лицо, затем улыбнулся.