За спиной раздался настолько обыденный и знакомый звук, что я даже не среагировал сразу. А когда обернулся, обнаружил, что позади меня стоит мужичок в сером костюме и продолжает насвистывать, сунув руки в карманы пиджака. Смотрел он на меня, скажем так, явно нехорошо. У нас так хирурги смотрят на нетипичный образчик раковой опухоли. И в уме уже прикидывают, как бы её половчее оттяпать.

– Господин Седар? – вопросил мужичок, насвистевшись. Я тут же взмок, как мышь, и невесть с чего оскорблённо воскликнул:

– Вы что, с ума спятили? Какой я вам тут Седар?!

Из нас двоих в этот момент с ума спятил явно я, но не орать же об этом на весь подъезд? А мужик от моего наезда заметно сбился с мысли и какое-то время соображал столь интенсивно, что я практически слышал скрип мозги о мозгу.

– Извините, мне некогда разводить тут разводы и прочие политесы о погодном состоянии, – высокомерно изрёк я, подняв подбородок. – Не хочу показывать пальцем и говорить фамилии, тем более, вслух, но некоторые личности не подходят к своим прямым обязанностям совершено никак. И мне приходится брать всё это своими руками и делать недоделанные дела. Это требует затрат. И вы требуете. Но у меня нет ни минуты, чтобы вас тут удовлетворять посреди дороги. Если что-то актуально, направьте запрос в упорядоченном виде куда следует. И нечего меня по углам ловить, я не справочная будка… всего хорошего, успехов в труде…

Выдав это всё и хренея от собственной наглости, я задом юркнул к лифту и нажал кнопку вызова. Мужик сделал неопределённое движение верхней частью туловища, словно собирался броситься ко мне и схватить за шиворот, но я уже шагнул в кабину и быстренько нажал кнопку «7». После чего ошалело помотал головой, чтобы там хоть что-то встало на своё место.

Откуда этот унитазный хорёк знает меня в лицо? Он что, зачитывается специализированными журналами по нулевой физике? И почему я ни с того ни с сего заговорил этим немыслимым телеграфным аллюром в лучших традициях директора Антинеля? С таким обворожительным косноязычием свои мысли способен формулировать лишь Норд, все прочие мгновенно увязают в загогулинах того, что у директора вместо логики.

Однако, как подействовало-то, как подействовало! Надо взять этот метод на вооружение. И ни за что не признаваться, что Сао Седар – это собственно весь такой красивый я. Вряд ли за мной будет бегать толпа экзальтированных поклонников, чтобы я им подписал фото на память. А вот чтобы разобрать меня на молекулы и вытрясти секреты моего стенохождения – это уже более вероятно. Так что не будем зевать и чесаться, подобно полковнику Йельчину. Будем настороже!

Вдохновляемый этой мыслью, я вжался в угол кабины и оттуда осторожно оглядел пленер, открытый мне разъехавшимися дверями. Пустой коридор, залитый голубым галогеновым светом, белые двери с номерами, тишина. Никто не шевелится по углам и не воет в вентиляции. Можно выходить. По стеночке, по стеночке я прополз до середины коридора и задом вдвинулся в кухню. Сам не знаю, что я там собирался найти полезного, но нашёл в результате лежавшую на столе початую пачку «Vogue», пустую тарелку с засохшими остатками рассольника и пистолет «Беретта Шторм». Свежая смазка на затворе и кисловатый запах пороха быстро разубедили меня в том, что это такая сувенирная зажигалка. Однако весело живут люди в этом втором подъезде! Пистолеты раскидывают по столам, как у нас в общаге какие-нибудь прищепки… общего пользования…

«Я должен думать о самообороне», – голосом Тин-Тин сказал я попытавшейся чего-то вякнуть совести, аккуратно пристраивая «Беретту» в карман брюк и одновременно пряча сигареты в пиджак. Нет, я конечно давно бросил курить, но мало ли что?! Запас карман не тянет. По здравом размышлении, тарелку я оставил в покое, дополнительно разжился коробком спичек и высунул голову в коридор, стараясь смотреть одновременно в две разные стороны.

Возле лифта нашлась аккуратная табличка с надписью «17. Жилые комнаты». А на стене рядом с дверью в кухню обнаружилась жирная стрелка, указывавшая влево и вбок, а под ней что-то непонятное – изображение электрической лампочки, зачёркнутое крест-накрест. Может, сиё значит – лампочки утилизировать там? Или курить лампочки запрещено? Или там темно и нету лампочек? Последний вариант более всего отвечал моим познаниям в области Никельской энергетики, но не устраивал меня как таковой.

Загудел лифт, и я вздрогнул. Серый типчик явно не будет сидеть в холле и ждать от бога выспятка, так что и мне негоже подолгу застревать на одном месте… Придерживая в кармане тяжеленный пистолет, от которого у меня начали позорно сползать брюки, я резвой рысью проскакал ещё пару десятков метров по клетчатому линолеуму, свернул на лестницу и неожиданно обнаружил у себя впереди по курсу худенькую девушку.

Какое-то время мы молча таращились друг на друга, потом я ещё раз судорожно подтянул брюки и вежливо поздоровался.

– Вы тут чего? – оставила безответным моё пожелание доброго дня мышастая девушка. Она стояла чуть ниже меня на гранитных ступеньках, такая обычная в своём затрапезном голубом платье, и сердито хмурила белые бровки. В руке у неё было железное ведро с грязной водой и созерцательно плававшей там тряпкой. Перехватив ведро поудобнее, девица дублировала:

– Вы чего тут носитесь? Чего не на работе? Я вахтенному сообщу…

– У меня больничный! – выдал я нервно и для убедительности покашлял.

– А чего тогда носитесь? – всё никак не могла отцепиться эта крыса. С ведра срывались и стукали о гранитные ступеньки крупные капли. За спиной смолкло гудение лифта, послышались шаги и до рези в печёнках знакомое посвистывание. Отчаяние придало мне сил:

– Что я ношусь? А ты сама не видишь, сколько времени? – я выхватил из кармана телефон и повертел им у девицы перед носом, продолжая другой рукой держать брюки.

– И чё?

– Чё, чё, столовая сейчас закроется, я и так завтрак пропустил, потому что лежал с высокой температурой! А мне жрать охота, – сварливо огрызнулся я, взмокнув при мыслях о неумолимо сокращающемся расстоянии между мной и типчиком в сером.