– К Новому Году руководитель вам всё сдаст. У строителей, насколько мне известно, тоже все документы в стадии трёхдневной готовности. Вот.

Я всё-таки не выдержал и взглянул на директора – и встретил взгляд его глаз, беспросветно чёрных и столь же холодных, сколь и ночь за стёклами. С минуту мы молча изучали друг друга, пытаясь заглянуть за чёрный шёлк и белый лён, за высокую должность и зависть к Рождеству, за его арктический холод и за мою ночную печаль…

– Вы хотите мне что-то рассказать, Сао Седар, – тихо проговорил Норд, чуть наклоняясь ко мне, прижав меня своим взглядом к подоконнику – словно накрыл ладонью белую бабочку. Я замер, испуганный и озадаченный не столько этой фразой-приказанием, сколько тем, как Норд произнёс моё имя. Казалось, что ему доставляет особенное, изысканное удовольствие выговаривать эти два слова, обозначающие физика-нулевика, 22 октября 1975 года рождения, родом из Индии, сидящего с ногами на подоконнике Рождественской ночью.

Ничуть не смущённый моим молчанием, Норд выжидательно кивнул, изогнув тонкую бровь, и я неожиданно выпалил то, о чём размышлял всю последнюю неделю:

– Пожалуйста, не согласовывайте архитекторам перепланировки!

– Я тоже так думаю. Но вот лично вы, почему так считаете? Откуда эта просьба?

– Дело в их директоре, или как оно там называется, этого седьмого дробь первого корпуса, – начал я, собираясь с мыслями. Норд кивнул и встал напротив меня, прислонившись спиной к краю оконной ниши и скрестив руки на груди. Приободренный его заинтересованностью, я продолжил,

– Так эта директор забирала у архитекторов кальки на подпись и вернула их все перечёрканные. Она создала совершенно иную концепцию расположения помещений, разводки коммуникаций и отделки. Не скажу, что плохую, или там непрофессиональную, но…

– Но вам она почему-то не нравится, верно, Сао? – завершил мою мысль Норд, отстранённо глядя куда-то сквозь метель. Я скованно кивнул, продолжая тихо поражаться нашей беседе.

– Можете сформулировать, почему? – Норд спустя пару минут молчания вновь посмотрел на меня, почти ощутимо щекотнув мои щёки своими пушистыми ресницами. Я ощутил с его стороны что-то вроде дружелюбия – по крайней мере, убийственно-равнодушный холод в голосе Норда растаял, словно льдинки в бокале виски.

– Всё так чистенько и аккуратненько, – подумал я вслух, снова обнимая колени руками. – Но старый проект, который делал Бастард, был ничуть не хуже, и отвечал всем нормам… плановый был проект, зеркалка с четвёртого корпуса… И так всё перекроить невесть отчего, и ещё эти минус пять Герц, странно всё это… крепостное право… словно она там одна собирается жить, и проект рисовала исключительно под себя, в каком-то частном порядке…

Я умолк, чтобы не спугнуть недооформившуюся, витавшую где-то в полутьме мысль. Я о чём-то забыл упомянуть, о чём?..

– Сао Седар, – ещё раз повторил Норд, словно бы перебирая сандаловые чётки. Я скользнул взглядом по его бледному лицу и неожиданно подумал: «Почему он бродил один по пустым коридорам в Рождественский вечер?..» – уже зная ответ, одинаковый для нас двоих.

– Я не буду согласовывать проект, переделанный комендантом седьмого дробь первого корпуса Хелен Шульц, Сао. Вы рады?

– Не рад, скорее, перестал нервничать, – отозвался я слегка хмуро. Норд вскинул тонкие, будто нарисованные карандашом на его бледном лице брови, но ничего не сказал.

Фейерверки продолжали взрываться в метельном небе, рассыпаясь фальшивым золотом.

– С Рождеством, – сказал я, улыбнувшись. Моя первая искренняя улыбка за последний месяц. Норд молча приподнял свой бокал и отпил глоток всё ещё продолжающего своё холодное кипение золотистого шампанского. Потом повторил:

– Если это что-то значит для вас, то с рождеством, Сао Седар… Ловите!

Я подставил ладонь, в которую упала, сверкнув чешуёй лунной рыбки, монета в пол доллара, и проводил взглядом тонкую фигуру в длинном чёрном кардигане – Норд продолжил свой путь в одиночестве ночных коридоров…

– Седар, а Седар! Ты здесь пришёл навеки поселиться? Если тебя устраивает штамп в паспорте с Никельской пропиской, то кто я такой, чтобы уговаривать тебя покинуть разнесённый в хлам холл с пятью трупами?..

– А? – я с трудом вернулся в реальность от ехидного голоса Поля и встряхнул головой. Бонита только тяжко вздохнул и закатил глаза.

– Седар, я знаю, что ты псих, как все нулевики, но будь добр, хоть сейчас прислушайся к голосу рассудка в моём конопатом лице! Пошли, я знаю, что делать.

Постанывая, я поплёлся за Полем, слабо понимая, где и чего. Воспоминания клубились в моей голове, как лапша в бензине. Окончательной стадии обалдения я достиг, когда мы спустились на два этажа вниз и очутились в коридоре, оклеенном весёленькими обойками с ландышами.

Под ногами – ковровая дорожка, на стенах – картинки с сенокосами, грудастыми колхозницами и прочей пасторальщиной. Воздух сладко пахнет цветочными духами.

– Вот видишь, Норд был прав, – Бонита удовлетворённо осмотрел пленер, – мы в подвале, а нет ни картошки, ни компота! Интересно, наверху уже стемнело? Я кушать хочу. Супа. Но можно и спагетти с сыром и томатной пастой…