Если бы в этот момент кто-нибудь добрый сфотографировал меня, а потом показал снимок коллегам, никто не узнал бы доктора онкологии и самую желанную женщину Антинеля в этом существе с отвисшей челюстью и взглядом деревянной лошадки-качалки. Хотя посмотрела бы я на выражение вашей морды лица при получении подобной sms! Послание было следующее:

«Вот комендант, сермяжный хам, тук-тук, стучится в двери к нам.

Мария, крепче жми кулак – пускай трепещет подлый враг!

Бедняжке Катценкэзе Сильве помочь никто, увы, не в силе.

Пусть пулями сражён Седар – его спасёт чудесный дар.

А Поль, бесстрашный, словно бог, найдёт свой путь в клубке дорог.

Что было прахом – стало светом, и призваны вы все к ответу!».

Подписано это нереальное стихотворчество было ещё более нереально: Норд.

Таращась в заоконную темень, я вяло размышляла о том, что стрессы сокращают жизнь, и что вся эта бессмыслица на самом деле – часть безукоризненно логичного целого. Пока холодный ветер задумчиво перебирал пряди моих волос, я всматривалась в чужой, незнакомый мир, пытаясь понять, что привело меня сюда. В шорохе штор чудилось что-то потустороннее, ранка на пальце надоедливо ныла, несмотря на принятые таблетки.

Вдох, выдох. Ветер в венах. Закрываю глаза, доверяясь живущей во мне темноте, – так, как меня учил он. Норд. Мой любимый. Стук двух сердец. Выцветшие фотоальбомы пыльной памяти, вынутые сейчас с чердака. Обрывки бинтов, грибница слухов и сплетен. Кровеносная сеть дорог, линии судьбы на ладонях меркаторских карт. Ты видишь, Мария?..

Лица касается прохладное, шёлковое – штора? его рука?..

Две точки на карте, подписи чёрной тушью. Антинель. Никель. Найди кратчайший путь из одной точки в другую, Мария. Сделай первый шаг. Ты знаешь, какой. Помнишь – я говорил?..

– Помню, Норд, – прошептала я, стиснув в руке чужой телефон. – Я всё помню.

К тому времени, как в замке заскрежетал ключ, возвещая о возвращении Сен, я уже взвесила всё в уме, приняла решение о том, как буду действовать, успокоилась и даже пришла в хорошее настроение. Сен, в отличие от меня, была угрюма и чем-то явно расстроена. Она молча достала из-под безразмерной застиранной кофты пластиковый пакет от молока, в который были вперемешку напиханы салат, картошка и котлеты, вывалила эту тюрю в тарелку и без единого слова протянула мне.

– Спасибо, солнышко, – я отлично понимала, как нелегко Сен было добыть для меня ужин, и пыталась отблагодарить девчонку хотя бы на словах. Та отрывисто кивнула, запирая дверь.

– Ты выглядишь расстроенной, Сен… У тебя были неприятности из-за меня?

– Сейчас весна, тут и без того каждый день неприятности, – Сен опять по-арабски уселась на вытертый половичок и натянула на острые коленки подол платья. – Неужели у вас правда нет ни нефти в воде, ни лёгкого электричества? Комендант и принципалки, естественно, говорят всем, что после раскола первый корпус вымер без коммуникаций, но я же не слепая и не глухая. Даже на Пустырях можно пережить зиму, не то, что тут…

Я уже открыла было рот для просьбы рассказать всё о расколе и коменданте с начала и по порядку, но резко вспомнила, что кошу перед Сен под местную, и пришлось начать есть. Тем фактом, что украденную еду надо чем-то брать, Сен не озаботилась, и пришлось эротично черпать салат с картошкой пальцами, стараясь ничего не уронить и не сломать себе длинные ногти о тарелку.

– У нас вилки по счёту, – извиняющимся тоном сказала Сен, наблюдая за тем, как я слизываю с ладоней майонез. – Хотя у меня и был шанс в суматохе утащить пару штук, я предпочла не рисковать. И потом, всё равно они из никеля, тебе ими есть нельзя…

– В суматохе? – переспросила я, отрываясь от тарелки.

– Да. Возле столовой взяли двух не наших. Одного убили, а второй замкнул щиток на стене, ума не приложу, как ему это удалось, и сбежал. Завтра полетят головы – комендант не прощает ошибок даже своим цепным псам. Когда я тебя выведу, нужно будет дня на три перебраться в разрушенную часть города, за Стеклянный мост. Там много домов брошенных, можно жить. Всё равно туманы начинаются, про меня могут и не вспомнить в это время. А потом скажу в регистратуре, что болела. Неохота попасть под раздачу из-за того, что у охраны руки не из того места растут.

– А у нас нет коменданта в корпусе, – рассеянно отозвалась я, размышляя в этот момент о своей онкологичке и о том тихом шёпоте из-за дверей в конце коридора на первом этаже…

– Хотя непоняток, конечно, своих хватает.

– Весной, наверное, везде так. Тает всё, – глубокомысленно кивнула Сен, бросив взгляд часы.

– Как твоя рука? Ещё есть время сменить повязку.

– Да нет, я выпила обезболивающее, с кистью всё в порядке, – с улыбкой поблагодарила я, и, неожиданно для себя самой, призналась, – меня, честно говоря, больше эта ссадина донимает. Ноет и ноет, просто спасу нет, – и я, поставив пустую тарелку на пол, протянула Сен палец с до сих пор не засохшей, алой, как ягода калины, каплей крови.