Шрифт:
Длинный, придушенным шёпотом рассказывая эти ужасти, почти лёг на мой стол и во время разговора то и дело нервно озирался на сидевших в другом углу Кармелли и Анильку. Я молча внимал, чувствуя, как кровь стынет в жилах, и даже если бы хотел, не смог бы заговорить.
– Ачесона генерал быстренько упрятал под замок в своём тюремном корпусе, подальше от общественности и журналистов, а присутствовавшие при сём техники и лифтёры кучно исчезли в сторону моря, не дойдя до своих рабочих мест. Я же узнал всё это от Сомбреры, только тсссс, Седар, это тайна! Я Тшелю верю, потому что у этой селёдки мороженой в принципе не хватит мозга выдумать такую историю. Короче, ты понял месседж? Хочешь жить, в девятый ни ногой, и на лифтах ты бы тоже не катался, Седар, с твоими-то способностями находить всякие… аномалии на свою… голову!!
Я молча кивнул, не став говорить Длинному о том, что уже имел сомнительное удовольствие прокатиться на лифте в девятом корпусе, и что известие о поседевшем после аналогичных покатушек Ачесоне меня не очень удивляет. Меня больше удивляет, как это я сам до сих пор сохранил сурьменно-чёрный цвет своей шевелюры…
Сердечно попрощавшись с принёсшим столь информативную сплетню Длинным, я заварил себе зелёного чая с лотосом, и откинулся в кресле. У меня наконец-то появилась за эти два дня в Антинеле возможность подумать и подвигать кусочки разложенной передо мной мозаики.
Ох, как неспроста Бастард пригнал своих ремонтников на десятый этаж флигеля и перегородил строительными лесами и штабелями досок коридор, ведущий к двери с тем сакраментальным предупреждением Норда! И ещё я очень тревожусь за судьбы покинутого в Никеле сероглазого профессора химии, и за тех четверых детей из первого корпуса – Анияку, Тин-Тин, Смайлика и Шэгги. Прошло уже два дня с момента моего возвращения в Антинель, и я продолжаю жить по инерции, следуя привычным ритуалам, всё ещё дарующим мне эфемерное утешение. Но меня пугает и злит полная неизвестность и плотная пелена загадок, скрывающая от меня Никель, в котором ведётся странная игра со мной, Сильвой, Полем, Марио… Я больше не могу спокойно жить в Антинеле. Мне нужно знать. Докопаться до истины. Кса права – я должен это сделать.
Потягивая зелёный чай, и задумчиво глядя на прилежно трудящихся подчинённых, я перебирал в памяти всё, что могло, так или иначе, быть связанным с галогеновыми лампами, комендантом и его солдатами в чёрной форме с белым кантом, с далёким городком под названием Никель и произошедшей там какое-то время назад странной войной. Всё то, что могло быть связующим звеном между физиком-нулевиком, доктором онкологии, профессором химии и посредственным руководителем общежития. Так…
Чувствуя близость озарения, и дрожа от этого ощущения, я встал и распахнул дверцы шкафа, в котором хранились исходники чертежей корпусов. Провёл пальцем по корешкам толстых папок, беззвучно шевеля губами. Общежития стоят отдельно – второй, четвёртый с флигелем…
– Господин Седар! – окликнул меня мягкий, чуть пришёптывающий мужской голос от дверей.
Досадливо сморщившись, я обернулся и обнаружил на пороге отдела слегка смущённого своим вторжением Дьена Садерьера.
Несмотря на безупречный щегольской костюм и гладко выбритые щёки, Дьен выглядел измученным и уставшим – это проскальзывало в его глазах в те секунды, когда он был не в силах удержать на лице маску безмятежной приветливости. Повинуясь моему по-прежнему чуть досадливому жесту, Дьен подошёл к стеллажу, пожав мне руку, и негромко проговорил, глядя вдоль меня на Кармелли с Анилькой в углу:
– Господин Седар, мне необходимо серьёзно пообщаться с вами тет-а-тет. Вы можете уделить мне некоторое время?
Я пожал плечами, недоумевая, что за тайны мадридского двора собирается мне поведать водитель Норда, с которым мы общались от силы десять раз за десять лет. Но, движимый неизгадимым нулевицким любопытством, прошёл в свой кабинет, который завёл себе чисто для comme il faut – мне больше нравилось сидеть среди коллег, в отделе, а не запираться от них, подобно многим руководителям. И вообще, там всегда барахлили радиаторы – вот и сейчас температура в кабинете приближалась к идеальной для промышленных морозильников.
Зябко потерев плечи, Садерьер опустился в кресло, а я защемился за стол и принялся слегка нервно ломать лежавшую на нём плитку шоколада на мелкие кусочки.
– Послушайте, Сао, дело в том, что я… нет, вернее сказать, мы, – Дьен посмотрел мне в глаза, заметно побледнев, – мы хотим, чтобы вы заняли пост директора Антинеля.
Повисло молчание, нарушаемое лишь треском фольги под моими пальцами – я продолжал бездумно ломать шоколад, вглядываясь в спокойные, усталые тёмно-карие глаза Садерьера и пытаясь обнаружить там хоть тень улыбки, хоть намёк на несерьёзность его слов. Тщетно.
– Прошу, только не говорите сразу «нет», – мягко попросил Дьен, легко касаясь моей манжеты.
– Я ни в коей мере не шучу и не пытаюсь вас разыграть, Сао. И эта просьба продиктована лишь сложившейся в Антинеле ситуацией и теми знаниями, что я располагаю о вас, господин Седар. Если вы позволите, я объясню?..
Пользуясь тем, что я всё ещё безмолвствую в жестоком ступоре и таращусь на него, как укуренный Сомбрера с сигаретой в лапке на табличку «No smoking» в крематории, Дьен продолжал давить: