– Ну надо же, не вех ядовитый! – вслух удивился Рыжик, разглядывая узницу лифта. Несмотря на отвратительную память на лица и пренебрежительное в целом отношение ко всему персоналу Антинеля рангом ниже директора корпуса, Рыжик мог поклясться, что видит эту дамочку первый раз в жизни. Хотя бы потому, что местные не имеют дебильной привычки застревать в лифтах.

– О Господи, неужели, – женщина, цепляясь за стену, встала и тут же поспешила выбежать из кабины, пока та не уехала во второй тур покатушек. – Что за кошмарное место этот Антинель!

– Макдональдс тоже не все любят, – вполголоса откомментировал слегка уязвлённый Рыжик и покосился на дамочку. Та как раз трясущимися руками выудила из кармана длинный узкий пузырёк с валерьянкой и проглотила сразу три таблетки. Рыжик вежливо осведомился:

– Может, лучше спирта?

– Что? Ах, нет. Я не до такой степени медик. Я иммунолог, – дамочка, наконец, прекратила бесцельно суетиться и посмотрела на Рыжика. Не дождавшись от того никакого отклика, она накрутила прядь тёмных волос на палец и нервно продолжила:

– Марика Маркес меня зовут. Я сюда на стажировку приехала. На передовую науки, так сказать. Только как-то тут всё… странно. Для ведущего НИИ округа, я имею в виду.

Рыжик неопределенно пожал плечами. Спасённая из лифта дамочка, не пробыв на свободе и пяти минут, уже начала вызывать у него желания запихнуть госпожу Маркес обратно в кабину и перерубить трос. От сорочьей трескотни Марики у Рыжика разболелась голова. Он поморщился и попытался заткнуть говорливую дамочку злым взглядом, но не преуспел:

– А вообще, мне Антинель ужасно не нравится. Здесь слишком много запутанностей. Такое впечатление, что здание строили по кускам и назло друг другу несколько разных архитекторов, и коммуникации напихали как зря, лишь бы было. Фу! Вот у нас в институте…

Дальше Рыжик спокойно слушать уже не мог. Зашипев от злости, он резко шагнул к Марике, но от страшной судьбы болтливую дамочку спасло явление Франсуа, пары электриков и группы сочувствующих лиц с разных этажей. Пришлось срочно сделать милое лицо и отступить в угол, дабы не быть затоптанным обитателями инфекционки. Оказавшись в центре внимания, Маркес расцвела, словно арбузы на заре, и под испуганные и взволнованные вздохи начала рассказывать, как настрадалась, сидя в лифте, и какое ужасное место этот Антинель.

Рыжик в досаде топнул было ногой, но потом решил, что, во-первых, всё равно никто из присутствующих не осмелится написать по собственному, даже после антирекламы Марики, а во-вторых, напуганные медики – это довольно забавно. Особенно остолбеневший Франсуа. И, тихонько фыркнув, Рыжик растворился в темноте – слушать дальше загадки немого сфинкса.

Выговорившись всласть и обеспечив своим слушателям бессонницу и нервный тик, Марика нежно оперлась на крепкое плечо Франсуа и с отвращением огляделась по сторонам. Странно… Злой рыжий мальчишка, каким-то чудом вытащивший её из проклятого лифта, куда-то делся. Маркес опустила ресницы, не понимая, отчего ей так неуютно при мысли об этом злюке. Нет, не может быть, чтобы это был тот самый, из её ужасного прошлого, из проклятых земель…

Не может быть. Не может. Не надо об этом думать. И о доме, которого больше нет. И о…

Я сказала – не надо.

Марика открыла глаза, нервно хихикнула и позволила Франсуа проводить себя до комнаты.

Decadence

Где-то звонил телефон. Далеко-далеко, в лабиринте пустых, сырых комнат с отваливающейся штукатуркой и грязными окнами, почти не пропускающими дневного света. Телефон стоял на стуле у батареи, и тянущийся от розетки длинный чёрный шнур, завиваясь петлями на полу, странным образом складывался в слово «Nevermore». По рассохшимся доскам комками каталась мягкая пыль. За окном скребли по проржавевшей крыше голые ветви тополя, да позвякивала сетчатая ограда, пытавшаяся поймать сырой ветер.

Телефон звонил с невыносимой, рвущей душу настырностью штатного дознавателя из ГБ. В лабиринтах комнат в ответ на этот звон зарождались ещё не сами шаги, но их эхо. Неожиданный сквозняк всколыхнул обрывки обоев, бумажными языками свисавших со стен.

Отпечатки собачьих лап на песке, мёртвые камни заброшенных домов, оборванные провода. Методичное постукивание трамвайных колёс – здесь нет ни рельсов, ни самого трамвая, а оно всё равно слышно. Бурые потёки, засыхающие на железе. Осколки стекла на полу. Древний ветер прошлого. Шаги. Голоса…

Когда дверь в комнату, где звонил телефон, тихо приоткрылась, его окликнули.

– Да, Дьен? – Рыжик с металлическим лязганьем опустил телефонную трубку на рычажки.

Ему не нужно было оборачиваться, чтобы увидеть слегка смущённого Садерьера в белом свитере с вышитым слева алым сердцем. Он и так нервами чуял за своей спиной взмахи крыльев Дьена – его ангела-хранителя с перьями цвета вишни.

– Милорд, этот телефон давно не работает, – Дьен кивнул на беспомощно распластавшийся у их ног, вырванный из розетки провод, похожий на сброшенную змеёй шкурку. Рыжик опустил ресницы, стоя возле старинной медной этажерки с чёрным телефоном, ровесником самого Белла, и не шевелясь. В слабом утреннем свете, еле пробивавшемся сквозь запотевшие окна, он казался бы монохромным снимком, выцветшей чёрно-белой довоенной фотографией, если бы не яркие, золотисто-рыжие волосы.