Потом достал твёрдый сыр. Енор жеманиться не стал. Приняв свою долю и, весело поглядывая на Зодчего своими индиговыми глазами, принялся уплетать хлеб с завидным аппетитом, не забывая при этом слегка похлёстывать лошадку - время было позднее.

...Когда они добрались до заставы, там ещё никто не ложился спать. Зодчий издалека заметил керосиновый фонарь и, указав на него рукой, легонько толкнул Енора в бок.

– Сейчас горячего чаю сообразим, а там и вздремнуть не грех!

Енор так зыркнул на Зодчего своими пронзительно-синими глазами, что тот поперхнулся.

"А что я сказал не так!
– удивился выходец.
– Может, они вообще не верующие?.."

После лёгкого ужина и горячего чая (от кофе и шоколада Енор наотрез отказался) Зодчий проводил юношу в свою комнату. Затем вернулся в гостиную, где в выжидательных позах сидели его товарищи. Зодчий некоторое время молчал, собираясь с мыслями и решая, что можно сказать друзьям прямо сейчас, а о чём стоит умолчать до лучших времён. В итоге большая керосиновая лампа горела в гостиной едва ли не до утра - Зодчему было что рассказать, а каждому из его товарищей было, что добавить к нерадостной картине, нарисованной Легонтом...

14.

Енор уехал сразу после завтрака, пообещав вернуться через неделю.

Когда повозка юноши исчезла из виду, все вновь собрались в гостиной. После тревожной информации, поведанной Легонтом, заниматься обычными строительными делами никому не хотелось. Печальная новость особенно сильно подействовала на Фархада. И без того немногословный, за последние часы он не сказал ни слова, окончательно замкнувшись в себе. Сидел за общим столом с отрешённым видом, изредка поднимая на кого-нибудь из присутствующих свои тёмные печальные глаза.

Зодчий хотел поинтересоваться причиной подавленного состояния Фархада, но, заметив предостерегающий жест Агути, решил повременить. Гоблин к сообщению отнёсся спокойно, посетовав лишь на то, что они, действительно, очень плохо вооружены. Поэтому всё оставшееся до обеда время провели в обсуждении чисто технических вопросов.

Импульсивный Гоблин предлагал демонтировать авиационную турель с военного самолёта, лежавшего у подножия Зокона уже много лет. Агути категорически возражал. Он рассказал случай на Первой заставе, когда во время "громового" Перехода один из выходцев решил воспользоваться вооружением наполовину сплющенного БТРа.

– И что?..
– Гоблин подался всем корпусом навстречу говорившему Агути.

– А ничего! После третьей очереди началось самопроизвольное детонирование боекомплекта.

– И?..

– И теперь на Первой не четверо выходцев, а только трое...

– Этот парень с Первой сделал правильный выбор...
– неожиданно для всех проговорил Фархад. Голос его был спокойным и ровным, словно речь шла о прогулке к колодцу за водой.

– Ты серьёзно?
– недоумённо спросил Агути.

– Абсолютно.
– Фархад криво усмехнулся.
– Знаете, мне иногда кажется, что все мы в этом проклятом мире медленно превращаемся в стадо баранов, у которых в жизни осталась единственная цель: просуществовать ещё один тусклый, бесполезный, никчёмный день в мерзкой белёсой мути без солнца и свежего воздуха...

– А разве этого мало?
– осторожно спросил Агути.

– Кому - как...
– Фархад поднялся.
– Мне - недостаточно.

Он спокойно прошёл мимо стола и вышел из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь.

Гоблин и Зодчий вопросительно посмотрели на Агути, словно тот мог знать причину странного поведения их товарища. Агути смущённо потёр лоб.

– Выходцы долго не живут...
– сказал он, размышляя вслух.
– И не потому, что здесь плохие условия (скорее наоборот). Дело в другом... Частичка каждого из нас осталась не только в том мире, откуда мы пришли, но и где-то в недрах Перехода. У кого-то такая частичка его "Я" может быть крохотной и никак не влиять на жизнь в Зоконе. А у кого-то Переход мог отнять не только прошлое, но и смысл всей нынешней жизни... Видимо, Фархад подошёл к своему Рубикону, и едва ли мы сможем повлиять на его выбор.

– Но ведь он не был таким раньше?
– спросил Гоблин.
– Я знаю его уже четыре года!

– А я - девять...
– негромко сказал Агути.
– Думаю, он просто устал.

– Я не устал...

Дверь тихо отворилась - на пороге стоял Фархад. Он склонил голову набок и рассеянно смотрел перед собой.

Прошла минута...

Вторая...