Лицо Ковальского неожиданно стало серьёзным.

– Знаю.

Он достал из кармана пиджака измятую афишку.

– Особенный номер, "Шекспировская ночь"... Директор варьете сказал мне, что Виола танцевала в мужском костюме вместе с братом. Я сразу подумал, что брат должен быть на неё похож - иначе бы он не взял сценический псевдоним "Себастьян". Помните, у Шекспира брата с сестрой всё время путают? Дальше - элементарная логика. Если сестру можно было переодеть в мужской костюм, то и брата можно переодеть женщиной. Ну, фотографии вы видели. Должен признаться, я слукавил - попросил у Мартина одну фотографию, а, когда он отвернулся, вытащил две. Небольшой эксперимент с ножницами и клеем...

– Это нам известно, - прервал Бишоп.

– Благодаря мне, шеф, - напомнил Ковальский.
– Вам не пришло в голову, что лже-Виолой мог быть её брат. Вы для этого недостаточно испорчены. Тем более для того, чтобы понять, почему Виолу убили.

– Что за чушь?!

– Э, нет, дражайший, это не чушь. Это называется английское ханжество. Вы и Солгрейв исходили из презумпции, что Виола была любовницей сэра Реджинальда. Но она ею не была. Кто-то очень хотел, чтобы мы думали, будто сэр Реджинальд состоит с ней в связи.

– Лейбористы?
– невесело усмехнулся Солгрейв.
– Да, эта версия гуляла вначале, но согласитесь, что в свете последних данных она выглядит довольно нелепо.

– Вы не подумали о самом сэре Реджинальде.

– Вот это уже действительно чушь, - возмутился Бишоп.
– С чего сэр Реджинальд должен желать сам себя скомпрометировать связью с какой-то артисткой из кабаре?

– Для того, чтобы скрыть нечто, что может скомпрометировать его ещё больше, - спокойно ответил Ковальский.
– Сложите два и два, в конце концов. Его жена явная невротичка, у секретаря вся библиотека заставлена книгами по теории сексуальности, а на роль любовницы он почему-то выбирает девушку, которая переодевается в мужской костюм и у которой есть брат, весьма похожий на неё.

– Чёрт побери...
– пробормотал Солгрейв. Бишоп непонимающе уставился на Ковальского. Сыщик ответил ему взглядом, полным унизительного сочувствия.

– Провинция, сэр! Ваш коллега из Скотланд-Ярда догадливее. Фицрой сожительствовал не с Виолой Харди, а с её братом, Мартином Харди. Ну не любит он женщин, что делать. Мартин приходил к нему под видом Виолы, переодевшись в платье сестры.

– Фу, пакость какая, - передёрнуло Бишопа. Солгрейв сохранял хладнокровие.

– Понятно, - сказал он, - значит, отпускать его в любом случае рановато. Но только как с этим делом связана настоящая Виола? Разве что она шантажировала сэра Реджинальда?

– По-видимому, да. Причём леди Фицрой было известно всё, но из щепетильности она могла пойти в петлю, только бы не обнародовать семейный позор.

В этот момент в дверь постучали.

– Войдите, - ответил Бишоп. В кабинет заглянул констебль.

– Сэр, привезли Мартина Харди. Его арестовали в Лондоне.

– Да-да, - вмешался Солгрейв, упреждая вопросы суперинтенданта, - это я велел его арестовать. Ведите его сюда.

– Будем допрашивать?
– Бишоп покосился на Ковальского.
– В таком случае не удалите ли вы вашего, гм, агента? Его присутствие...

– Намёк понят, шеф, - без всякой обиды откликнулся частный детектив.
– Никаких затруднений.

Он встал, нахлобучил на голову шляпу и вышел. В коридоре он на миг задержался и увидел, как мимо него два констебля проводят худенького темноглазого юношу с девически нежными чертами лица.

Мартин Харди тоже увидел Ковальского. Щёки артиста от гнева сделались как свёкла.

– Сука раскрашенная, - выдохнул он.
– Так ты ещё и легавый?

– Закрой рот, приятель, - сказал один констебль и впихнул Харди в следовательский кабинет. Второй констебль чуть задержался на пороге, и Ковальский негромко спросил его:

– Прошу прощения, сэр, где здесь телефон?

– В приёмной, - не оборачиваясь, ответил констебль, - вон там.

Зайдя в кабинет, Мартин Харди несколько секунд обводил взглядом обоих следователей. Потом он куснул нижнюю губу, дёрнул плечом и, выставив перед собой скованные наручниками руки, произнёс:

– Снимите с меня это. Я хочу дать письменные показания.

– По поводу чего?
– уточнил суперинтендант. Харди набычился, что выглядело смешно при его миниатюрном сложении.

– Что я забавлял сэра Реджинальда. Ну, ложился с ним в постель.

Бишоп взглянул на Солгрейва. Инспектор весьма значительно подмигнул ему. Впрочем, если бы он мог, он бы подмигнул и сам себе - на счастье, Ковальский отсутствовал и не мог позлорадствовать.

– Прекрасно, - брезгливо проговорил Бишоп.
– Самое время устроить очную ставку. По удачному стечению обстоятельств, сэр Реджинальд у нас.

Через минуту в кабинете появился Реджинальд Фицрой. Хотя он был без наручников, так как всё ещё проходил по делу свидетелем, он выглядел куда более напуганным, чем Харди. Когда же он увидел самого Харди, он даже замер на мгновение. Правда, он тут же взял себя в руки и сел на стул, указанный ему суперинтендантом.