Он показал на балкон, и лицо Мэтьюза покрылось матовой зеленью.

– Превосходно, Ковальский, - сказал инспектор Солгрейв, заходя в комнату в сопровождении четырёх констеблей.
– Господа, вы арестованы. Вы подозреваетесь в убийстве пятерых членов клуба и пойманы с поличным при покушении на убийство иностранного журналиста.

– Кажется, он никакой не журналист?
– пробурчал Мэтьюз, пока на нём защёлкивали наручники.

– Не имеет значения, - холодно сказал инспектор. Внимательно оглядев кресло, он достал из кармана пинцет и поднял им с пола отлетевший в сторону шприц - к счастью, целый.

– С этим шутки не шутят, - сказал он, запечатывая шприц в бумажный пакет.
– Но чем вы их огорошили, чёрт возьми?

Винни Ковальский сконфузился и залился краской.

– Всю жизнь стыдился того, что у меня полные бёдра, - ответил он, - но иногда это помогает кое-что скрыть.

Он запустил руку под фалды пиджака и вытянул из брюк резиновую подушечку. Она была проколота и сочилась остатками джина.

– Вначале я собирался налить туда воды... но потом подумал, что, если мои расчёты верны...

– Ага, и джин залил ему глаза, - рассмеялся инспектор.
– Всё-таки в вашем стиле работы что-то есть.

– Эффективность, не более, - скромно отозвался Ковальский.

– Но как же вы поедете домой в таком виде?

– Я всё предусмотрел, - Ковальский приглаживал волосы перед зеркальным никелированным кофейником.
– Перед выходом я сообщил моему бою Али адрес клуба "Федра" и велел ему в 16.30 принести по этому адресу чистые брюки.

6.

Несколько дней спустя Ковальский и Солгрейв обедали вместе в своём любимом пабе "Зелёный лев". Поляк пил четвёртый по счёту мартини за счёт инспектора и достиг того состояния, которое у англичан именуется "приподнятым".

– А всё-таки жаль публику, - сказал он, глядя на свет сквозь бокал.
– Каково ей будет узнать, что респектабельнейший, самый элитарный на всю Британию клуб - всего лишь фирма по наёмным убийствам?

– Зато и фирма элитарная, - отметил инспектор.
– Вот почему их так трудно было взять. Это не банальные бандиты, которые ищут клиента, затем тот поручает им выследить жертву и назначает энную сумму. Нет, тут всё аристократичнее, а как продумано! Зверь сам бежал на ловца. Сначала организуется сверхпрестижный клуб самоубийц, куда пускают только очень богатых - богатые, конечно, выстраиваются в очередь, лишь бы туда попасть; а затем организатор клуба узнаёт, кто из наследников его членов жаждет избавиться от родича. Мэтьюз брал с них за эту услугу от пяти до пятнадцати процентов наследства.

– Чего-то в этом роде я и ожидал, - кивнул Ковальский.
– Вы выяснили, как Мэтьюзу удалось всё это спланировать, избежав подозрений?

– В общем, да. Основателей клуба было двое - сам Мэтьюз и покойный Дэниел Коули, которому он приходился школьным другом. Коули, вероятнее всего, был невинен как младенец и ничего не знал о планах Мэтьюза. Знаете ли, для миллионера школьный друг - только школьный друг, и он не замечает, что сам-то он для друга - миллионер. Бедняга позволил Мэтьюзу втянуть себя в эту сумасбродную затею с клубом самоубийц, потому что пресытился всем остальным. А после того, как он побыл три года подставным председателем клуба, - не зная, конечно, что он подставной, - Мэтьюз хладнокровно отравил его. Остальные не знали о Мэтьюзе ничего, кроме того, что он школьный друг Коули и заслуживает доверия в высшей степени. Занять председательское место для Мэтьюза было вполне естественно.

– Ох уж это мне английское доверие к респектабельности и школьным друзьям!
– вздохнул Ковальский.

– А всё-таки как вы догадались про кресла?

– Вначале я ни о чём не догадывался, они лишь вызвали у меня эстетическое отвращение. Этакие красные чудища в духе кубизма, которым не место в элитарном английском клубе. Впрочем, клубы бывают разные; но, когда я увидел, что в креслах заседают не крикуны в цветных блузах, а джентльмены в твидовых костюмах... Знаете, какое ощущение несообразности!

– Но что оно могло вам сказать?

– Э, - махнул рукой Ковальский, - не обижайтесь, инспектор, но у вас нет эстетического чувства. У меня этот разлад вызывал ощущение несоответствия, что ли, облика назначению. Закономерно было подумать, не имеют ли эти кресла иного назначения.

Это было первое, на что я обратил внимание. Второе - то, что Мэтьюз занервничал, когда я сказал ему: "Боитесь, что мир узнает, какие у вас чудовищные кресла?"

Видите ли, инспектор, очень часто мы слышим не то, что слышат наши уши, а то, что слышит наша привычка. Я всего-навсего неудачно пошутил насчёт внешнего вида кресел. Но Мэтьюз дёрнулся и выдавил: "Прекратите". Тогда я понял, что с креслами и впрямь что-то не так. За то время, что я был в клубе, предположения увязались в гипотезу. Сюда хорошо укладывался цианид - его необязательно глотать, можно сделать и укол. Но кое-что мне подсказало и название клуба.

– Как вам могло что-то подсказать имя античной героини?
– изумился Солгрейв.

– Опять-таки, дело в слухе и привычке, друг мой. Вы, англичане, при слове "Федра" не думаете ни о ком, кроме Еврипида. Но была ещё и "Федра" Расина, где история совершенно другая. У Расина до того, как Федра кончает с собой, происходит немало интересного. Клевету, из-за которой суждено погибнуть Ипполиту, запускает не Федра, а её служанка, чрезмерно преданная госпоже. Сама Федра в этот момент жива, и юридически с её стороны всё чисто - никто не мог бы обвинить её в убийстве Ипполита, кроме собственной совести. Но у Мэтьюрина Мэтьюза совести не было, и травиться он не собирался. Он травил других.