Я историю излагаю... Книга стихотворений
вернуться

Слуцкий Борис Абрамович
Шрифт:

«Уменья нет сослаться на болезнь…»

Уменья нет сослаться на болезнь, таланту нет не оказаться дома. Приходится, перекрестившись, лезть в такую грязь, где не бывать другому. Как ни посмотришь, сказано умно — ошибок мало, а достоинств много. А с точки зренья господа-то бога? Господь, он скажет все равно: «Говно!» Господь не любит умных и ученых, предпочитает тихих дураков, не уважает новообращенных и с любопытством чтит еретиков.

Азбука и логика

Сказавший «А» сказать не хочет «Б». Пришлось. И вскоре по его судьбе «В», «Г», «Д», «Е» стучит скороговорка. Арбузная «А» оказалась корка! Когда он поскользнулся, и упал, и встал, он не подумал, что пропал. Он поскользнулся, но он отряхнулся, упал, но на ноги немедля встал и даже думать вовсе перестал об этом. Но потом опять споткнулся. Какие алфавит забрал права! Но разве азбука всегда права? Ведь простовата и элементарна, и виновата в том, что так бездарно то логикой, а то самой судьбой прикидывается пред честным народом. Назад! И становись самой собой! Вернись в букварь, туда, откуда родом! По честной формуле «свобода воли» свободен, волен я в своей судьбе и самолично раза три и боле, «А» сказанув, не выговорил «Б».

«Пошуми мне, судьба, расскажи…»

Пошуми мне, судьба, расскажи, до которой дойду межи. Отзови ты меня в сторонку, дай прочесть мою похоронку, чтобы точно знал: где, как, год, месяц, число, место. А за что, я знаю и так, об этом рассуждать неуместно.

Физики и лирики

Что-то физики в почете, Что-то лирики в загоне. Дело не в сухом расчете, Дело в мировом законе. Значит, что-то не раскрыли Мы, что следовало нам бы! Значит, слабенькие крылья — Наши сладенькие ямбы, И в пегасовом полете Не взлетают наши кони… То-то физики в почете, То-то лирики в загоне. Это самоочевидно. Спорить просто бесполезно. Так что даже не обидно, А скорее интересно Наблюдать, как, словно пена, Опадают наши рифмы И величие степенно Отступает в логарифмы.

Лирики и физики

Слово было ранее числа, а луну — сначала мы увидели. Нас читатели еще не выдали ради знания и ремесла. Физики, не думайте, что лирики просто так сдаются, без борьбы. Мы еще как следует не ринулись до луны — и дальше — до судьбы. Эта точка вне любой галактики, дальше самых отдаленных звезд. Досягнете без поэтов, практики? Спутник вас дотуда не довез. Вы еще сраженье только выиграли, вы еще не выиграли войны. Мы еще до половины вырвали сабли, погруженные в ножны. А покуда сабля обнажается, озаряя мускулы руки, лирики на вас не обижаются, обижаются — текстовики.

Хорошее зрение

Сердце барахлило, а в плечах Мучились осколки. Память выметало из подкорки, Пропадал, томился я и чах. Впрочем, как ни нарастало трение В механизме, с шествием годов — Никогда не подводило зрение: Видеть был всегда готов. Изумлялись лучшие врачи. Говорили: всё лечи, Кроме глаз, глаза, как телескопы, Видят хорошо и далеко. Зрение поставлено толково, Прямо в корень смотришь, глубоко. Слуху никогда не доверял, Обонянию не верил, Осязаньем не злоупотреблял: На глазок судил, рядил и мерил. Ежели увижу — опишу То, что вижу, так, как вижу. То, что не увижу, — опущу. Домалевыванья ненавижу. Прожил жизнь. Образовался этакий Впечатлений зрительных навал. Всю свою нехитрую эстетику Я на том навале основал.

«Сосредоточусь. Силы напрягу…»

Сосредоточусь. Силы напрягу. Все вспомню. Ничего не позабуду. Ни другу, ни врагу Завидовать ни в чем не буду. И — напишу. Точнее — опишу. Нет — запишу магнитофонной лентой Все то, чем в грозы летние дышу, Чем задыхаюсь зноем летним. Магнитофонной лентой будь, поэт, Скоросшивателем входящих. Стой на этом. Покуда через сколько-нибудь лет Не сможешь в самом деле стать поэтом. Не исправляй действительность в стихах, Исправь действительность: в действительности, И ты поймешь, какие удивительности Таятся в ежедневных пустяках.

Непривычка к созерцанию

Не умел созерцать. Все умел: и глядеть, и заглядывать, видеть, даже предвидеть, глазами мерцать, всматриваться, осматриваться, вздохом охватывать горизонт. Все умел. Не умел созерцать. Не хватало спокойствия, сосредоточенности. Не хватало умения сжаться и замереть. Не хватало какой-то особой отточенности, заостренности способа видеть, глядеть и смотреть. И у тихого моря с его синевой миротворною, и у бурного моря с его стоэтажной волной остальная действительность с дотошностью вздорною не бросала меня, оставалась со мной. А леса, и поля, и картины импрессионистов, и снега, застилавшие их своей белой тоской, позабыть не заставили, как, обречен и неистов, вал морской разбивался о берег морской. Я давал себе срок, обрекая на повиновение непоспешному времени, но не хватало меня. Я давал себе век, но выдерживал только мгновение. Я давал себе год, не выдерживал даже и дня. И в итоге итогов мне даже понравилась населявшая с древности эти места суета, что со мною боролась и справилась, одолевшая, победившая меня суета.

Прощание

Уходящая молодость. Медленным шагом уходящая молодость, выцветшим флагом слабо машущая над седой головой. Уходя, она беспрерывно оглядывается: что там делается? И как у них складывается? Кто живой? Кто средь них уже полуживой? Говорят, уходя — уходи. В этом случае уходя — не уйти будет самое лучшее. Уходя — возвратиться, вернуться назад. Уходящая и шаги замедляющая, все кусты по дороге цепляющая, уходящая молодость! Вымерзший сад!