Шрифт:
— Упустил, — сказал Николай Иванович. — Не с того починаешь. Вот слушай, я скажу.
В три дня лед почал быть толщиною на ладонь. Надо бы волочиться нартами, да в Семен-день, волею божьею, потянули ветры отдерные от земли в море — и к земле прихватиться нельзя было.
Относило пятеры сутки. Посем море стало и замерзло одною ночью.
На третий день почал лед человека вздымать. Лев Меншик повелел делать нарты и с утра послал трех человек проведывать землю, в которой стороне. Ушли, не убоявшись смерти.
Домечались они земли под летом. Тут же Агей Мелентьев послал человека: мужика того не любил Агеюшко.
Три человека с утра день до вечера ходили под лето, а земли впрям не нашли.
Лев Меншик спрашивал своих мужиков и баб: «Уповать ли хотите на бога и просекаться впредь? Ино хотите волочиться к земли ли?»
Бывальцы, пять лет Студеным морем побывавшие, сказали: «Пристойно-де волочиться к земли. Какова-де пора лед разломает — мы не погибнем».
Тот лед был толщиною пол-аршина.
Вот надо так, — сказал Николай Иванович. — Так дело было. А у тебя не так.
Уже починил? Слушай дальше. В третий раз послали проведывать земли впрям. Послали со всех кочей двух человек — сверх одного человека, который не возвратился.
И, прождав, на другой день поутру, положа на нарты свой борошнишко, люди начали есть в казенках за последний раз со столов…
— Ну, и нам пора есть! — воскликнул Сеня и выскочил из каморки. А тетрадку не оставил — захватил с собой.
— Волею божьею, грех ради наших, вода прибыла без ветра и почала самый толстый лед ломать… — прошептал Николай Иванович.
Сеня вернулся, и официант принес еду по вкусу Меншика. Николай Иванович рассказал про указ.
Его память удерживала Сказку в строгом порядке, и, только соблюдая порядок, он мог рассказывать. Поэтому Николай Иванович начал с того, как прибывшие на Индигирку предки остановились на протоке, предложенной великодушными юкагирами, хозяевами реки.
— Взяли сети, которые привезли, перекидали протоку эту… Елоньску. Наутро пришли — и радостно обрели: бог дал тысячу сельдей.
Помоляся, вытащили на берег рыбу и паки построили сети на том же месте. Наутро пришли — опять еще того больше рыбы, ино во всех людях дивно.
На третий день паки еще больше рыбы, полны сети напихал бог рыбы. В десять дней тысяч сорок сельдей им бог дал, а еще омулей и чиров, муксуна, чокура. И слезно и чудно то было время.
На той протоке без мала век прожили тихо, спокойно… Потом пришли с моря Андрей Роспопов Матигорец с товарищи. Они сказывали вести поморские плохие. Было слово и дело государево на двинян, что их немцы наймовали якобы провесть большие корабли немецкие в Мангазею.
Тобольские воеводы тогда били челом царю и прошали заказать крепко русским людям ходить в Мангазею морем, чтобы немцев не водили; чтобы на те богатые места немецкие люди дорогу не узнали и не ездили.
Царь указал на челобитной воевод — и стала та дорога, по государеву указу, в крепкой заповеди. Чтоб никакой человек тем заповедным путем из большого моря-окияна в Мангазейское море, ни из Мангазейского моря в большой окиян не ходил. А ослушникам за их воровство и измену быть кажненными злыми смертьми, и домы их велит царь разорити до основания.
От тех лет поморам стало худо жить — без промыслов…
Николай Иванович помолчал и заключил:
— Теперь ты знаешь про указ.
— Но русские жильцы пришли до указа, — возразил Семен. — Их-то за что казнить?
— А Матигорец?.. И еще потом приходили. Сказано — поморам стало хуже жить. Вот послушай, что было.
После Андрея Матигорца вскоре казаки с атаманом Ивашкой Ребровым набрели на Индигирку-реку с моря. Ивашка Ребров был из Мангазеи, а на Лене набрал товарищей и с ними ходил в далекие, от века неведомые земли для прииску вновь ясачных людей и приводу их под царскую руку.
Казаки приманивали новой землицы людей торговать и у них ымали жен и детей, животы грабили, насильства им чинили многие и от государевой руки тех диких людей отгоняли. Сами богатели многим богатством, а государю приносили малое.
Они брали ясак и аманатов на Индигирке. Ловили юкагирей и жесточью расспрашивали, где есть река Нерога и серебряная-де руда в ней, в горе. Казаки многих юкагирей из ума выводили. И попался им человек русский, из Русского жила, Аникей Тарутин, сын Иовов, Второва Тарутина правнук.
Он им попался повыше Момского улова на Индигирке.
Ивашко Ребров его спрашивал: «Как ты суды попал? Мы тебя не видали на Лене ино в Мангазее. Государевым счастьем нашли мы первые неясачных людей на Собачьей реке, а тебя государь пожаловал ли? Да кто тебя отпустил? А твои товарыщи, где они да и кто такие?»