— Я учусь в Московском нефтяном институте.

— Так вы студент? Какого курса?

— Третьего.

— То есть перешли на третий?

— Да. Но, несмотря на это, в третичных отложениях нефти нет. — Он страдал заранее от предстоящих ему побоев.

— Итак, мы намечаем одну скважину на третичные отложения, — сказал директор.

— В третичных отложениях на Байкале нефти нет, — повторил Василий и побледнел и потерял всякую чувствительность к побоям.

— Глеб Алексеевич, — сказал директор треста, обращаясь к Осмину с раздражением, — мы уже потеряли немало времени.

— Совершенно правильно, — согласился Василий, — поэтому не надо терять сознательно еще год и бурить там, где заведомо нет даже капли нефти.

— Это просто безобразие! — возмутился директор треста. — Товарищ Зырянов, ведите себя прилично!

— Неприлично отрицать факты. А я защищаю сибирскую нефть, и это очень прилично! — сказал Василий.

— Чепуху вы защищаете, товарищ Зырянов! — закричал директор. — Бурить скважину на пять километров вы предлагаете! И бурить на чепуху вы предлагаете! Такой скважины даже в Америке нет. До каких пор вы будете упорствовать?

— Покуда сил хватит — буду!

Осмин укоризненно качал головой, но его глаза смотрели с одобрением на Зырянова.

— Вы забыли о том, что вы еще студент, не ученый, — сказал Небель.

— Уезжайте в Москву, вам надо учиться, товарищ Зырянов. Вы опоздали к началу занятий, — сказал директор.

— Конечно, я уеду, но я не хочу, чтобы Сибирь дожидалась нефти, пока я не кончу институт!

«Они не хотят или не могут понять?» — размышлял Василий, разя взглядом своих противников направо и налево. Да, надо учиться… Надо углубить познание! Логически искать надо: снизу вверх… Не одним этажом нефтеносности надо пользоваться!

Но кембрий под Байкалом погребен слишком глубоко, до него не добраться, и не надо бурить на пять километров! Важно принципиально вскрыть кембрийскую нефть…

— Товарищ неправильно употребляет понятие принципиальности, в то время как он заинтересован чисто лично, — сказал Небель.

— Вот именно я употребляю правильно это понятие! Когда человек интересуется чем-то большим для себя, то есть хочет понять, — это бескорыстный интерес, принципиальный научный интерес.

Директор треста рассмеялся:

— Значит, человек для себя берет бескорыстно. А когда же он бывает корыстным? Когда отдает?..

— Да! — крикнул Василий, но его больше не слушали.

С непокрытой головой выбежал на улицу, дрожа от гнева, и продолжал возбужденно додумывать: «Важно принципиально вскрыть кембрий!.. Какая мне в этом корысть?.. Неужели я в этом заинтересован корыстно?»

— Да это же нахал и мальчишка! — сказал Небель, когда Зырянов закрыл за собой дверь.

В ста шагах Василий увидел освещенные окна московского поезда. Он побежал со всех ног, помчался, перепрыгнул через что-то.

«Важно принципиально вскрыть кембрий!.. Я хочу только понять. Сейчас для меня важно понять. Это бескорыстно: чтобы я сам понял, откуда притекает нефть, где она образуется, как это все происходит… А для чего понять?

Для того, чтобы дать большую нефть. Тогда… это будет полезно для людей. Когда сам пойму и сумею дать людям то, что я понял. Вот тогда я стану корыстным! Сколько ни дам — все будет мало мне! Я чувствую большую жадность в себе! Давать облегчение жизни для всех людей!.. Чтобы все имели такую жизнь, какую я уже получил от народа через советскую власть: творческую жизнь!»

И все время пуд книг дубасил его по спине.

«Для меня важно принципиально вскрыть кембрийскую нефть хотя бы на другом берегу древнего моря, пусть это будет в Якутии или под Ленинградом».

Кембрийское море расстилалось от Байкала на тысячи километров к востоку и северу и на запад, до Ленинграда… Восстановить очертания его берегов — лоцманская мысль! — исключительно трудная задача. А рельеф его дна — еще трудней… В Якутии легче всего бурить, потому что кембрийские слои там лежат на поверхности…

И мысль, освобожденная от схватки за прорыв в одном месте, рвалась во все стороны от Байкала. Лесной пожар в безветрие. Пламя воображения само вызывало на себя ветра со всех сторон, бушуя от восторга. Оно напрягалось в огромных скачках, чтобы охватить извилины древнейшего узора берегов на пространстве всего нынешнего континента в горизонтальном и вертикальном измерениях и во времени, в продолжение миллионов лет. Подкоровые массы в своем движении увлекли твердую оболочку Земли… Кавказ, Урал — это короткие волны огромной высоты, поднимавшиеся на десятки километров. А на Русской равнине горообразовательное движение имело исключительную длину волны, при небольшой высоте в полтора-два километра, две-три тысячи километров в длину… И воды переливались. Дно моря становилось сушей и снова дном.