Шрифт:
— Холодно! — поправила Таня.
— Сердитый ветер теребил худенькое тельце в рубахе и не давал ему ни мира, ни перемирия, но мальчик не сдавался, не обращал даже внимания. Так что все, кто смотрел на него, начинали испытывать иллюзию, будто бы ветер вовсе не холодный…
С этим Васей мы поднялись на перевал и вышли к верховью реки, которую Вася назвал Жирной. На карте ее название Шомбуква.
Молодые сотрудники экспедиции, интересовавшиеся всякой экзотикой и фольклором, спросили, почему такое название у реки. Вася ответил: «Потому что жирная». Молодежь острила по этому поводу и забавлялась.
В верхоньях мы свалили лес под руководством Васи, сплотили плот и пустились в плавание по Жирной.
Плыть я хотел до определенного места, а затем пойти через водораздел. Я предупредил об этом Васю. Когда мы достигли намеченного места, я сделал ему знак пробиться к берегу. Вася посмотрел на меня, но не подал команды гребцам.
Я подошел к Васе и громко сказал, что надо здесь пристать. Нам надо искать нефть, а вовсе не кататься на плоту по малоприятной реке с нелепым названием. Мальчишка, не отводя глаз от воды, спросил, что такое нефть. Плот снесло дальше вниз.
«Эй, к берегу!» — закричал я гребцам.
Плот был собственный экспедиции, я платил деньги гребцам и самому лоцману, я был хозяин. Но гребцы подчиняются команде лоцмана и ничьей другой команды не слушают. Гребцы слушали голос мальчишки и не обращали ни малейшего внимания на меня. Они повели огромными рулевыми веслами из целых стволов и ввели плот в быстрину главной струи.
«Поднять весла! — воскликнул мальчишка. — Все на балаган!»
Гребцы вытащили бревна-весла и закрепили их, чтоб не смыло волной. Все поторопились залезть на помост. Признаюсь, я схватился за флагшток на балагане, когда увидел громадные пороги, к которым неудержимо теперь стремился плот.
Мы были оглушены рычанием, клекотом и шипением воды. Женщины сами не слышали, как они визжали.
— А как же вы слышали? — сердито спросила Полина Сергеевна.
— Беру свои слова обратно. Я это высказал как предположение.
— Какой живописатель.
— Мама, но Иван Андреевич извинился же!
— Все в страхе глядели на пенные буруны, появившиеся со всех сторон. Над нами пролетел ливень брызг. Мне даже показалось, что галлюцинирую, что меня забрызгало нефтью… Плот нырнул, только помост возвышался над водой, и в следующее мгновение плот спокойно плыл по тихому плесу. Беспамятная река была полноводна, широка и невозмутима. Ветер трепал Васину рубаху, а лоцман в ней стоял крепко, — натурщик для скульптора. Гребцы сдвинули греби в воду. Вымокшие геологи озирались и начинали уже сомневаться в подробностях того, что произошло.
«Поносну и корму вправо!» — скомандовал лоцман.
Студенты закричали:
«Смотрите, Иван Андреевич!»
«Стой, стой, — поспешно сказал я лоцману, — причаливай, голубчик».
Я смотрел на радужные пятна, покрывшие воду. Плот прибился, гребцы соскочили на берег и замотали канат на ближайших деревьях. Река текла черная, широкая, с радужными разводами нефти.
— Что говорить, зрелище было волнующее, как для авантюристов Майн-Рида зрелище реки, устроившей свое ложе на чистом золотом песке. Если вы читали в детстве…
— Я читала и волновалась безумно, — поспешно сказала я, — а сейчас волнуюсь еще больше!
— Я спросил, где начались эти пятна, но мои коллеги прозевали не меньше, чем я. Ответил мальчишка:
«Сразу от порога».
Я схватил его за ухо:
«Ты почему не прибил плот выше порога, где я велел?»
Малец смотрел испуганно, и угадайте, что он ответил.
— Там нельзя было, — быстро сказала Таня.
— Позвольте мне, Иван Андреевич! — воскликнула я. — Я бы хотела угадать! — У меня билось сердце от желания угадать. — Он хотел спросить ученых людей о жирных пятнах на реке.
— Угадала! — сказал Иван Андреевич с удовольствием. — «Еще хочу узнать, — заявил дерзко мальчишка, — почему земля в берегах узором вяжется?»
Его ухо было в моих руках, но он спешил высказать свои главнейшие вопросы в жизни, которые были для него важнее целого уха.
Иван Андреевич взглянул украдкой на часы. Я ужаснулась:
— Иван Андреевич! Неужели вы не скажете, чем кончилось?
— Конец ты знаешь, — сказала Таня. — Этот рыбак учится в Нефтяном институте.
— Земляк Ломоносова! — вырвалось у меня, не знаю почему и откуда взялось. Я покраснела.
— Таня, ты начинаешь ругаться, — сказала Полина Сергеевна.
Таня уже ревновала. Она не только перепутала его профессию, чтобы выразить пренебрежение. Она не сказала, как мы обычно говорили: «Он учится у Ивана Андреевича». Она не хотела, чтобы он учился у Ивана Андреевича, этот удивительный мальчишка. Иван Андреевич сказал:
— Таня, не ревнуй. Ты одна занимаешь в моем сердце место целого института.
— А зачем же он приходил к вам сегодня?
— Таня! — вскричала я.
— Таня, сколько тебе лет? — сказала Полина Сергеевна.