Шрифт:
Антон Елисеевич хохотал.
— Вася решил будущим летом найти нефть в кембрийских пластах в Якутии и пришел объявить мне свое решение.
Иван Андреевич не прочь был подразнить Таню. Она разъярилась.
— А в кембрии как раз и нет нефти, — презрительно сказала Таня.
— Ты в этом уверена, Таня? — спросил Иван Андреевич.
— Внимание, дочка, здесь экзаменуют! — сказал Антон Елисеевич.
— Абсолютно уверена! — заявила Таня и скороговоркой высыпала с язычка все решительно латинские названия кембрийских рачков и по-ученому заключила: — Отсюда следует, что в кембрийский период животный материал для образования нефти имелся в небольшом количестве и не мог послужить для возникновения значительных залежей, которые было бы выгодно разведывать и эксплуатировать.
— Что скажешь, Иван Андреевич? — хвастливо спросил Антон Елисеевич.
— Ничего не скажу. Дочка красавица… и начетчица.
Таня страшно обиделась, и любящий отец вступился за нее:
— Позволь, Иван Андреевич, все, что она говорит, соответствует твоим лекциям. Ты же сам говорил, что если и были месторождения в кембрии, то они должны были выветриться за миллиард лет.
— Это самое я и говорю своим студентам. Таня мне поверила и отчитала мою премудрость, как молитву. А Вася, понимаете, не верит, не соглашается со мной и со всей сегодняшней наукой. Значит, быть ему доктором… Достаточно ему для этого сдвинуть науку с ее сегодняшней точки…
— И вы пошлете его в Якутию? — вскричала Таня. — Как его фамилия?..
— Танюша, ты бы обратила внимание, как он заставил меня спуститься через пороги, чтобы объяснить ему нефтяные пятна. Тогда он был моим лоцманом. А теперь-то я его лоцман, а?.. Его фамилия Зырянов.
— Зырянов? — с удивлением воскликнула Таня.
После ухода Ивана Андреевича я сказала отцу Тани:
— Архангельский тоже утверждает, что в Якутии должна быть нефть.
— Академик Архангельский, — аккуратно поправил Антон Елисеевич, — не утверждает, а предполагает и при этом указывает на левые притоки Лены именно потому, что там имеются послекембрийские отложения.
Я сказала:
— Антон Елисеевич, знаете, мне пришло в голову: бог с ним, с кембрием. Но это изумительная идея — найти нефть в Якутии! Пусть не в кембрии… Геологический институт прославился бы такой находкой!
Антон Елисеевич посмотрел задумчиво и ничего не ответил.
Я подошла к шкафу и порылась в полке «Север». В одной книжке, изданной в 1919 году, прочла:
«Зыряне отличаются большой предприимчивостью и энергией… которая проявлялась уже в активном освоении местности. Повсюду, где поселился когда-либо зырянин, он немедленно давал воде и месту свое название, — всем водам («ва» — вода по-зырянски) от Урала — от реки Оби до Москва-реки: Обва, Косьва, Лысьва, Сосьва, Чусва (Чусовая), Ува, Москва (Коровья река)…»
Даже в дневнике…
Нет, стыдно написать.
Нет — никому. Даже — себе…
Даже в этой заветной тетради, в переплете с тайным замочком…
Ведь это у королевичей принято было влюбиться по портрету или по молве… Смешно для советской девушки!
Но так хочется полюбить…
А я не королевна, я — аспирантка!
Хвастаюсь. Перед кем!.. Перед собой — и под замочек!
Вспомнила, откуда я взяла «земляка Ломоносова». Из «письма номер один» многоуважаемого Бернарда Егоровича Небеля.
Неужели Н. писал о Зырянове? Можно выяснить через Таню: был ли З. на Байкале минувшим летом?
Огромное нетерпение овладело Зыряновым, когда он начал учиться и понял, как много времени упущено. Он проучился три месяца на подготовительных курсах для поступления в вузы, но пришлось и в эти три месяца выезжать по командировкам комсомола для проведения коллективизации. Дело было в 1930 году. Все же он сдал за первый курс… Правильнее сказать — преподаватели приняли от него зачеты.
В то необыкновенное время, почти уже легендарное и давно неправдоподобное, когда больше учились взрослые, чем дети и юноши, преподаватели не столько принимали зачеты от студентов, сколько принимали во внимание студента — его огромные общественные задачи (называемые «нагрузками»), партийность, возраст — и по совокупности отмечали в зачетной книжке: «уд» — что означало «удовлетворительно».
Итак, Зырянов сдал зачеты и подал заявление о желании учиться в Московской Горной академии. Заведующий краевым отделом народного образования изумился и сказал студенту, что на подготовительных курсах существует второй курс, который тоже надо окончить, прежде чем поступить в вуз.
Перед заведующим стоял довольно щуплый молодой человек, лет двадцати четырех, с незначительной внешностью, с хорошими батрацкими манерами (подтверждавшими без документов отличное классовое происхождение) и революционной смелостью во взгляде и речи. Начал учиться, когда впору жениться, проучился всего шесть лет…
Заведующий прервал его автобиографию:
— Ты сам говорил, что проучился два месяца в этом году. Наверно, так было и все шесть лет?
— Иначе и не могло быть в наше время! — воскликнул Зырянов. — Но вы хотите, чтобы я еще десять месяцев не учился!