Алиса была здесь, никуда не исчезла, от чего уже Эдвард облегченно вздохнул, но выглядела далеко не самым лучшим образом. Сжавшись и забившись в уголок кровати, она никак не могла успокоиться, крича от непонятного страха с совершенно шальными глазами, как у наркомана в момент действия полученной дозы адреналинового наркотика, и из носа и ушей у нее сползали тонкие кровавые дорожки, появившиеся как после резкого перепада давления.

– Я не знаю, что случилось! – пискнула Ульяна ему в спину, – Она проснулась среди ночи и начала кричать. И никак успокоиться не может! С ней все в порядке?

– Алиса! Алиса, это я! – Эдвард попробовал подойти к ней, но она, глядя на него какими-то безумными глазами, попыталась отбиться от него руками и ногами, кажется, даже сама не понимая, что происходит. Заметив приближение человека, крепко сжала глаза и, тряся головой, как заклинание повторяла лишь одно слово «нет!», отбивалась всеми силами, но Эдвард, слишком за нее боявшийся, не стал отступать и, будучи гораздо сильнее и не боясь получить несколько ударов, скрутил девушку и крепко прижал к себе, – Успокойся! Успокойся! Это я! Все хорошо! – только и повторял тихим голосом, пока она пыталась вырваться, молотя своими кулачками его по плечам и рукам. А потом, без какого-либо предупреждения, просто сломалась, обмякнув у него в руках и, уткнувшись лицом в грудь, истерически зарыдала, со всхлипами, судорожным втягиванием воздуха и совершенно расклеившимся видом.

Ульяна испуганно смотрела на Алису и Эдварда, не понимая, что происходит, а до него только сейчас дошло, что на девушках и одежды почти нет, только легкие ночные рубашки, у Ульяны еще и с той же вездесущей надписью «СССР». Ситуация выглядела, по меньшей мере, пикантной, но сейчас ему было просто не до рассуждений о приличиях. Пока Алиса рыдала ему в грудь, сам пытался понять, что же произошло. Появление второй ее копии с «Совенке», получается, ударило и по ней, но, кроме вызванной истерики и временного помутнения сознания, других изменений не видел. Если это все, то, можно сказать, еще легко отделался, не получив куда более тяжелых последствий.

– Я не понимаю! – вдруг пискнула Алиса, крепче вцепившись в Эдварда, словно в последнюю опору, несколько успокоившись, – Я ничего не понимаю! Все слишком перепутано… что происходит…

– Ты меня помнишь? – спросил ее, одной рукой взяв за подбородок и подняв ее заплаканное лицо так, чтобы посмотреть ей в глаза, – Помнишь меня? Кто я такой? А кто ты такая, помнишь?

– Эд… – моргнула девушка, всхлипнув, – а я… Алиса… Двачевская…

– Вот, уже хорошо, – он улыбнулся и осторожно погладил ее по волосам, кивнув еще и Ульяне, тоже облегченно вздохнувшую, когда Алиса снова заговорила своим голосом. Поправив ее короткую прическу, Эдвард снова посмотрел на девушку у себя в руках и спросил, – Что случилось? Кошмар?

– Не понимаю, – Алиса покачала головой, пытаясь собраться с мыслями, – Я не понимаю, что произошло…Я помню как кто-то ворвался в лагерь и начал всех убивать… Это было так страшно… Я словно сама это видела… Так все реально… Мне было так страшно… – Эдвард просто обнял ее крепче, чувствуя, как лихорадочно стучит ее сердечко и как саму девушку чуть ли не трясет. Теперь уже ситуация становилась понятнее. Копия Алисы, что он привел из разоренного лагеря, никуда не делась, она соединилась с этой Алисой, воспоминания объединились и теперь девушка помнит сразу два лагеря, две разные памяти со столь разными событиями. И, исходя из такого положения дел, абсолютно понятна и такая истерика, слияние не могло пройти безболезненно, тем более, без предупреждения, и только теперь, когда первый стресс прошел, она уже могла более или менее осознанно воспринимать все то, что теперь творилось у нее в голове.

– Все прошло, сейчас все хорошо, – попытался успокоить девушку, напоминая о более приятных моментах, что с ней происходили, – Лучше вспомни, как вы меня с Мику до полусмерти защекотали, или как мы с тобой танцевали. Помнишь ведь? – он улыбался девушке, пережившей сейчас то, что мог вытерпеть и далеко не каждый взрослый человек. И виноват в этом был только он один, сейчас с ужасом понимающий, что ведь могло случиться все и гораздо хуже. Эмоции действительно закрывают логику, не давая правильно мыслить, но, с другой стороны, неужели он бы смог оставить девушку одну в вырезанном лагере среди тел ее друзей и товарищей? Почему-то вдруг подумал, что если бы не было этих дней в лагере, то поступил бы так, не задумываясь, но «Совенок» действительно его изменил.

– Я тебя помню… – пробормотала Алиса, – Там… где убийца… Ты пришел… и спас меня, – она улыбнулась, – и я слышала, что ты говорил, что не оставишь меня одну… Я не понимаю, было ли это на самом деле или нет, но это кажется таким реальным… Эд, я даже помню, как ты привел меня сюда, и был еще один пионер, и как я вдруг растаяла… это было так страшно…

– Правда это или нет, но все уже закончилось, – погладил Эдвард ее по голове, – Все закончилось. Сейчас ты в «Совенке», все живы и здоровы. И с тобой все в порядке, это самое главное, – не знал, стоит ли ей говорить всю правду на самом деле, сможет ли вот так, после всего пережитого, понять то, что он сам видел и какие теории строил, но Алиса сама за него сделала выбор.

– Эд, ты сказал, что не оставишь меня там, – она прижалась к нему как котенок, и единственное, что Эдвард сейчас боялся, так это отпустить ее, чувствуя, что держит сейчас самое важное, что может быть у него в жизни. Каждый стук ее сердечка казался ценнее всего того, за что раньше сражался, за что гнал солдат на смерть и обрекал на гибель города. Ничто уже не казалось таким важным, кроме этой девушки в руках, от которой его собственное сердце снова билось с новой силой. Алиса посмотрела прямо ему в глаза, – Не оставляй, ладно?