– А ведь правда, Коба не причастен к немецкой валюте. Так что же, получается, арестуют ровно всех, кто сейчас находиться здесь, в особняке? Как врагов государства?

– Думаю, что да.

– Так нам надо бежать! – Зиновьев рванулся к выходу, но Каменев успел остановить его рукой.

– Куда бежать? Пока идут демонстрации и восстания нас, скорее всего, наши за дезертирство расстреляют, тем более, знаешь, я не хочу прослыть трусом…

В то же мгновение, не дав договорить Каменеву, в зал вернулся растрепанный, взволнованный Свердлов.

– Они… – начал он, задыхаясь. Большевики настороженно окружили его.

– Что они? Что они говорят? – спросил Калинин.

– Они Ленина требуют. Луначарский ещё там, но они… начали волноваться. Я сказал им, что Ильич болен и не может выступить перед ними, но… они непреклонны. Требуют, и всё тут.

– Вам сложно было настоять на своём вердикте, товарищ Свердлов?

– А вы, товарищ Троцкий, молчали уж. Может, сами бы к ним пошли?

– Я бы с удовольствием, да только вы сами изъявили желание покрасоваться перед толпой и Луначарского с собой запросили. А вести дебаты, кто будет выступать перед кронштадтцами, нецелесообразно, особенно в такой ситуации.

– Я настоял бы, но сюда Раскольников ломанулся.

– Откуда он узнал, что Ленин здесь? – удивленно спросил Каменев. Свердлов пожал плечами.

– Я с самого начала знал, что он здесь, а вот почему вы его прячете, товарищи, – загадка! – воскликнул изумлённый Раскольников, вбегая в зал. – Вы что?! Матросы тут ждут, негодуют, спрашивается, зачем мы плыли сюда из Кронштадта?

– Господи, Маркс несусветный, вы хотите, чтобы нашего Ильича порвали на британский флаг?

– Никто его рвать не собирается, а если он не выступит, то матросы порвут вас.

– Они без указаний небожителя никак не справятся?

– Им нужна достоверная информация о дальнейших действиях. Амбиции и желание уничтожить Временное правительство затуманивают разум. Кому, как не вам, об этом знать.

– Ладно, мы его найдём, а вы, товарищ Раскольников, идите к матросам и успокойте их. И вы, товарищ Свердлов идите, а то бедный Луначарский долго не сможет держать оборону. Я к Ильичу пойду.

Троцкий вздохнул и быстро пошёл к кабинету Ленина.

– Владимир Ильич, вас кронштадтцы требуют.

Ленин поднял голову и очень странно улыбнулся.

– Всё-таки они решили бастовать?

– Да. Раскольников был здесь, он сказал, что ждать они не намерены.

– Они, видимо, вооружены, они настроены решительно, тогда не будем тянуть время.

Ильич встал со стула, поправил галстук и направился к балкону, где были слышна неуверенные слова Луначарского.

– Товарищи матросы, спокойнее, пожалуйста…

– Здесь товарищ Ленин!

– Ура товарищу Ленину…

– Слава товарищу Ленину…

Толпа, словно цунами, разлилась в торжественных возгласах во славу будущего Вождя революции.

– Спасибо, товарищи матросы. В связи с болезнью я не могу сделать свою речь более продолжительной, поэтому объяснюсь вкратце: путь вооружённого восстания сложен...

Большевики, немного понаблюдав за реакцией матросов, облегченно выдохнули. Луначарский, уставший от речи, подполз к столу, дабы налить себе из графина воды.

– Сейчас Ильич их успокоит, слава богу, теперь хоть можно расслабиться.

– Простите, товарищ Луначарский, вы верующий? – подозрительно спросил Зиновьев. Остальные большевики многозначительно переглянулись между собой.

– Что? Нет же, это вырвалось произвольно, с кем не бывает.

– Ну да, бывает… – согласился Каменев. – Только раньше времени расслабляться не стоит.

– Вы, Лев Борисович, правы, но ещё же утро раннее, даже десяти часов нету, – зевая, ответил Калинин.

– Как можно хотеть спать, когда на улицах такое… происходит? – возмутился Свердлов, разводя руками.

– А что такого твориться? Революция – жестокая, кровавая и беспощадная, свергающая гнёт буржуазных капиталистов, разве мы все не об этом мечтали? – парировал Троцкий в ответ.

– Об этом, но, всё это началось так быстро…

– Истинный революционер должен быть готов всегда! – торжественно закончил Троцкий.

– Я полностью разделю вашу точку зрения, товарищ Троцкий, – поддержал Льва Ильич, который уже, видимо, высказал свою матросам.

– О, Владимир Ильич, вы уже вернулись? Что с матросами?