– Ну, и где этот ваш курс?

– Врёт он всё!

– Прошу, товарищи, будьте благоразумнее… – попытались вмешаться другие члены исполнительного комитета, за что получили изрядное количество тумаков прикладами ружей от матросов. Чернова, предварительно поколотив, тем самым разорвав пиджак, хотели запихнуть в автомобиль.

– Что вы делаете? Отпустите меня! Я представитель власти…

– Мы тебя не отпустим, Чернов, пока Совет не возьмет власть!

– Это не в моей компетенции… – не успел договорить бедный Чернов, так как один из матросов больно ударил его по челюсти.

– Вези его на эшафот!

– Вы… обезумели… – еле переводя дыхание, пытался сопротивляться Чернов. Рабочий сунул кулак ему под нос.

– На, бери власть, коли дают!

Митингующие грозно рассыпались в поддержку матросов, несутся всевозможные крики и упреки, вроде требования сейчас же раздать землю народу.

– Вандалы, – выдохнул Каменев. – Они же убьют его.

– Да, убьют. Имеют право, – ответил товарищу Зиновьев, который спокойно наблюдал за этой сценой. Каменев повернулся к нему.

– Гриша, если они расстреляют Чернова, то нам придётся расплачиваться не только за восстание, но и за его смерть!

Зиновьев побелел, схватил Каменева за плечи и затряс.

– Нельзя этого допустить! Если нас вдруг арестуют, то из тюрьмы живыми не вернёмся! Ужас, они его почти посадили в машину.

– Без паники! Надо им… как-то помешать! Думай, Гриша. Лёва, что ты думаешь…Лёва? Где Троцкий?!

Каменев обернулся вокруг себя, и увидел, что Троцкий рванул к автомобилю, и одним прыжком запрыгнул на капот, чем привлек на свою персону внимание всех митингующих.

– Товарищи кронштадтцы, краса и гордость русской революции! Я убежден, что никто не омрачит нашего сегодняшнего праздника, нашего торжественного смотра сил революции ненужными арестами. Кто тут за насилие, пусть поднимет руку!

Толпа мгновенно погрузилась в тишину. Все, открыв рты, в том числе Зиновьев и Каменев, заворожено смотрели на Троцкого, который гордо закинув голову назад, выступал со своей торжественной речью.

– Говорит, как дышит… – зачарованно выдохнул Каменев, не отрывая глаз от Троцкого. – Как у него это получается?

– Стыдно признаться, но ты прав, – откликнулся сентиментальный Зиновьев.

Речь Троцкого произвела неизгладимое впечатление на всю толпу: интонация таинственного, возвышающаяся над всеми голоса, заставляла внимать каждое слово, заворожено затаив дыхание, словно боясь упустить трепетную и нежную, словно крылышки летящей к сияющему небу бабочки, истинную суть величественных и триумфальных эпитетов, произнесённых с такой притягательной эмоциональной патетичностью и личным внутренним обаянием оратора, сводящих с ума миллионы и те, словно загипнотизированные, забыв заботы своей печальной и никчемной жизни, стремящихся её абсолютно изменить, идут за ним, словно фанатики, ради одного его прелестного голоса, очаровавший и покоривший почти весь мир. Все понимали: у незабвенного великого Ленина есть достойный конкурент – Троцкий, но будучи теперь в одной команде, только они вдвоем могли весь мир завоевать, словно белое и чёрное, вечно конкурирующие стихии теперь заодно. Проигрыша быть не должно – это понимали все, и даже те, кто недооценивал Троцкого, и Коба тоже.

Он отлично понимал, что Ленин без Троцкого так же обречён на фиаско, как и Троцкий без Ленина, и как-либо противостоять их единению неразумно и бесполезно. Даже Коба понимал, что ещё не достиг уровня Троцкого, тайна которого была не только в магическом голосе и врождённом шарме его обладателя.

Он бросил пронзительный взгляд на группу матросов, окруживших бедного министра земледелия и исполненный величия произнёс:

– Товарищ Чернов, вы свободны!

И словно по щелчку толпа вышла из оцепенения. Матросы недовольно расступились, а Троцкий, словно орёл, слетел с капота, схватив опешившего Чернова и утаскивая его из толпы к Зиновьеву и Каменеву.

– Эй, на каком основании он свободен? – спустя несколько мгновений спросил один из матросов. В массе народа вновь пробежались противоречивые выкрики, напрасно Раскольников пытался их успокоить, истинный укротитель толпы уже был за занавесом.

– Спасибо... товарищ Троцкий, – задыхаясь, проговорил Чернов.

– Лев, не могу не признать, речь была потрясающа… впрочем, как всегда, – с улыбкой заметил Каменев, толкнув локтем насупившегося от зависти Зиновьева.

– Да, да, соглашусь… – пробурчал он, не посмотрев на Троцкого, но ему, похоже, было это неважно. Внезапно вдали раздался артиллерийский огонь, испуганная толпа панически ринулись в разные стороны. Троцкий, Каменев и Зиновьев одновременно пригнулись к земле, дабы их не сбили матросы.

– Господин Чернов! Здесь вам находиться небезопасно! Таврический мы заняли! Бегите к своим! – пытался перекричать выстрелы и крики толпы Троцкий.

– Спасибо вам ещё раз! Если бы не вы…

– Не благодарите! Я сделал это только ради целесообразности дальнейшей судьбы наших жизней! Идите!

Троцкий проводил Чернова взглядом, осторожно выискивая безопасный путь от перестрелки, кивком указал направление Зиновьеву и Каменеву. Те переглянулись и быстро след в след метнулись за Троцким, молниеносно перескакивая через лужи крови и тел раненых и убитых.