– Наоборот, я вас хвалю, ведь месяц срока прошёл ещё зимой, на самом деле меня интересует кое-что другое. При нём были какие-нибудь документы, вещицы странной формы или подозрительные предметы, может быть, цифры на листке бумаги?

– А… извините, разве не нужно было просто арестовать его? – недоумённо и обиженно спросил Ухов, отводя глаза. – Группа захвата выслеживала его целую декаду, три часа укрывалась в засаде…

– Просто скажи, были у него вещи или нет?! – властно воскликнул иллюминат. Ухов нервно сглотнул и спустя несколько мгновений тихо ответил:

– Нет-с, ничего особенно обнаружено не было.

– Ни папок никаких, ни украшений? – смягчив голос, спросил Сальвиати, пытливо вглядываясь в лицо зама по внешней политики.

– Нет, – повторил Ухов, закрывая глаза. Иллюминат выпрямился, задумчиво почесав подбородок, подошёл к окну.

– Допустим, мальчик чист. Я краем глаза видел его досье… Михаил Николаевич Орлов. Родился седьмого января двухтысячного года в городе Москве… Ему всего семнадцать лет, маловероятно, что папаша ему мог доверить и поведать такую непонятную для юного парня штуку об ордене креста и многом другом из этой же песни, тем более о ключе…

– Скорее всего, мистер Сальвиати, молодёжь в наше время болтлива и глупа, – встрял Ухов. Иллюминат не ответил ему, пропустив его фразу мимо ушей, продолжил свои размышления вслух.

– …Но тот факт, что он явился в «Вертухаи», всё перечеркнул. Тут два варианта: либо он настолько глуп, что самолично отправился освобождать папашу, либо… – Джек мотнул головой, теперь обращаясь к Ухову. – Нет, сложно в это поверить, но парень действительно типичный болван, очень смелый, но от нас ещё никто не мог сбежать. Если бы мальчик знал об ордене, он бы никогда не помчался вызволять родственника – шпиона.

– Храбрые протесты. Похоже на дело Навального, – предположил Ухов. Сальвиати отрицательно кивнул головой.

– Нисколько, с Навальным пришлось повозиться, да и большая часть его деятельности – пиар, а с этим глупым Орловым разобрались быстро и на пиар это не похоже… Ну-с, и где же он скрывался?

– В центре города…

– Вы мне врёте, но меня это совершенно не волнует, ваше счастье, – процедил иллюминат, вновь садясь на стол, скрестив ноги и руки на груди. – СМИ скажете, что задержали на окраине, где-нибудь у обочины, хотел покинуть Москву и сдался добровольно. Неадекватен, но заслуженное наказание получит на суде.

– У нас как бы мораторий на смертную казнь, Джек Юльевич, – возразил Ухов и развел руками в стороны. Иллюминат щёлкнул пальцами и иронично улыбнулся. В глазах был на странность узкие зрачки, а радужки глаз посветлели почти до серебристой грязной белизны.

– Чудной ты – русский человек! Будто бы нас это когда-нибудь останавливало. Не раз я замечал, что русские люди проповедывают ту мораль и правила, которым они сами не следуют: пьют алкоголь за здоровье, воюют за мир и самое любимое – ругают других, а делают абсолютно тоже самое. Можете делать с мальчишкой что хотите, всё равно никакой от него пользы. А теперь идите.

– Простите, но я… – попытался сказать что-то Ухов, но иллюминат серьёзно нахмурился, махнул в сторону двери размашистым жестом. Ухов в мгновение ока оказался в коридоре. Двери закрылись сами собой, сопровождаясь криком: «Вон!» Сотрудники Кремля недоумённо и непонимающе смотрели, как Ухов поднимается с пола и отряхивает блейзёр.

– Связался с нечистью, Господи прости. Чего уставились? Работайте! – крикнул зам министра внешней политики, быстро перекрестившись и грустно свесив голову, отправился по своим делам.

Снега в это время уже ушли и начались протяжённые ливни, которые могли идти двое суток в подряд. Из-за этого некоторые районы центральной России затопило, началось половодье. Жители районов жаловались друг другу, что не получается полноценной весны и единственное, что их радовало – надежда на то, что правительство сможет возместить им за это моральный ущерб. В Москве, как в столице, таких конфузов не возникало, но даже если бы они и случились, то бедный народ плыл бы в своих иномарках по водичке, а богачи нашли бы выход, приводя в действие аэропланы и дирижабли, в которые могла ударить молния... Мегаполис приобрел вид серой и готической цивилизации. Небо было пепельно-серого оттенка, казалось за этим небом ничего нет: ни дальнейшей атмосферы, ни солнца, ни звезд – будто бы мир на грани конца света… По серым мрачным улицам шли люди, не обращали внимания на серую погоду, они говорили : “Слава Богу, что хоть снег растаял…”.

По тротуару шел человек, он был сосредоточен. Его глаза смотрели строго перед собой… Предчувствие чего-то нехорошего одолевало его. Он шел целенаправленным быстрым шагом, думая лишь об одном.

Загремел гром. Люди, которые были на улице, покосились на небо. Сергей прекрасно знал, что это означает. Он посмотрел на небо и тут сквозь него раздался титановый, страшный гром. Серж сощурил глаза, в которых блеснула молния. Многие люди закричали и ринулись к домам, это было нечто сверхъестественным: гроза в апреле… Капли дождя все чаще и чаще стали падать и разбиваться на тысячу осколков, а гром повторился с еще более устрашающей мощью…