Она встает с места, подходит и подбирает эту карту, на которой замечает надпись. Слова сразу же отдаются в голове взрывом. Взрывом воспоминаний. Словно кто-то начал быстро крутить ручку проектора, демонстрируя ей всю ее жизнь, прежде скрытую мраком.

Все лица. Все голоса. Все. От начала и до самого конца. Каждый отдельный момент множит боль, стучащую сейчас в висках и отдающуюся в затылке.

Все. Даже тот проклятый разговор с Кэрол в госпитале, когда та очнулась…

Смысла искать Мэгги и остальных в Терминусе нет. Терминус не был убежищем, как ей рассказала Кэрол. Ловушка для тех, у кого еще осталась вера в хороших людей. В мире, где столько зла, нет места хорошему… уже нет.. В мире, где только сила имеет значение.

Вашингтон. Они все были готовы ехать туда. Все. Рик Граймс спасал свою семью, как когда-то она и сказала Мэгги на ферме. Она не была для него семьей. И это справедливо. Она понимает это. Она не была семьей для Мишонн. Не была семьей для Кэрол. Она не была семьей для неизвестной ей группы. Ни для кого из них она не была семьей. Допустим… допустим… Они не связаны с ней кровью и родством. Только событиями, которые пришлось пережить вместе. Только теми бедами и радостями, что переживали вместе.

Но она была сестрой для Мэгги. Она была ее семьей.

Мэгги не было в том больничном коридоре. Где ты была, Мэгги? Где ты была, когда я умирала там? Когда мне ты была так нужна… Где ты была? И почему ты не написала моего имени рядом с именем своего мужа на той будке? В него ты верила, Мэгги… В него ты верила. В меня нет.

И Дэрил…

– Что сказал, Дэрил, когда Рик согласился ехать в Вашингтон? Что сказал он? – взволнованно спрашивает тогда в госпитале Бэт. Почти раздавленная тем, что ее оставила сестра. Но Кэрол только отводит глаза в сторону. Всего на короткий миг, который рушит все. И Бэт уже неважно, что Дэрил так отчаянно искал ее в Атланте, как спешит рассказать ей Кэрол потом. Потому что не будь той случайно встреченной машины, он тоже встал и поехал бы в этот Вашингтон. Как все они. Как Мэгги… Он бы тоже оставил ее.

Никто не верил в нее. Никто не верил, что она жива. Что она по-прежнему дышит. Борется за свою жизнь. Никто не верил, что она сильная, что может выжить. Никто не верил, что она сильная…

Там за стенами, ты либо мертва, либо чье-нибудь бремя, заботливо напоминает резкий женский голос.

Она была никем… Никем… Ничто…

Новому миру нужен Рик Граймс. И совсем не нужна Бэт Грин…

На карту падают капельки влаги и крови. И только тогда Бэт замечает, что плачет, и что у нее идет носом кровь. А потом видит пустые бутылки из-под вина, стоящие аккуратным рядком возле одной из стен. Чудом уцелевшие в той заварушке, что, судя по трупам, когда-то была в церкви. Она смотрит на эти бутылки и представляет, каким был тот ужин… со смехом… с улыбками… с радостью…

Она была никем… Никем… Ничто…

Бросает карту на пол. И уходит прочь из церкви. Несмотря на голос отца, яростно вскрикнувший в ее голове, чтобы она остановилась сейчас же.

Не уходи от света, Бетани. Не уходи от веры. Остановись сейчас же! Оглянись вокруг! Без веры нет жизни… без веры нет жизни! Бетани Грин!

Обходя церковь, случайно спотыкается и падает, потому что не видит сейчас ничего, старательно сосредоточившись на том, чтобы загнать голос отца в темноту в своей голове. В темноте спокойно. Нет ни боли, ни злости, ни разочарования.

Темнота – это благо… не свет.

Ты будешь гореть в аду за это, гласит надпись, нацарапанная чей-то рукой. Как последний знак, что не стоит отступать сейчас. Ни от света, ни от голоса отца. Поддаваясь темноте. И ненависти.

Я не пугает больше ад, папа, с его муками, которые нам так красочно расписывали на уроках в воскресной школе. Потому что я уже в аду… я уже в аду… Все, что я пережила… боль… голод… страх… насилие… Все, потому что я была никем. Никем… они даже не похоронили меня. Твою, мать они даже не похоронили меня! Они меня бросили… не тогда, на дороге. Они меня оставили гораздо раньше… Они вычеркнули меня из своих жизней гораздо раньше.

Всего через несколько часов с другой стороны леса к церкви подойдет Морган. Войдет внутрь, точно так же, как она недавно перешагивая через трупы ходячих. Подойдет к алтарю. И поставит на алтарь опрокинутое распятие – символ веры…

Символ пошатнувшейся веры.

========== Глава 25 ==========

Писать о том, что случилось в церкви святой Сары, еще больнее, чем писать о Джерри. Она снова переживает сейчас те же самые эмоции. Только гораздо острее. Потому что неподалеку на диване спит Гленн, а из кухни доносится голос Мэгги, которая что-то рассказывает Таре вполголоса.

И Бэт почему-то не может не думать о том, что если бы тогда копам не вздумалось проехать мимо проселочной дороги, ведущей к церкви. Или если бы Кэрол не решилась уйти от группы. Они никогда бы так и не узнали, что с ней случилось. Никогда. Как никогда не узнали бы, что она жива.

Что каждый день борется за свою жизнь. Каждый день думает о том, как вырваться из тех проклятых стен. Где она почти потеряла себя тогда…

Пускать эти мысли сейчас явно не стоит в свою голову. Как и злость, которая помимо воли вспыхивает в ней снова при тех воспоминаниях. До сих пор помнит ненависть, которая гнала ее в Вашингтон. Ослепляющая ненависть, отравившая ее когда-то с головы до ног. Пропитавшая каждую клеточку тела. Ненависть и ярость, которая так часто стучала в висках и служила причиной большинства ее приступов.