– Мишон сказала, что ты любишь петь. Какие песни ты знаешь? Я мог бы сыграть. А ты споешь. Я не профессиональный музыкант, конечно, но подыграть тебе точно смогу.

Бэт буквально кожей ощущает на себе взгляды своих близких. Она видит, как застыл у решетки Гленн и рядом с ним Мэгги, с такой надеждой в глазах, что у Бэт даже перехватывает дыхание. Как смотрит выжидательно Рик, обнимая Сэм одной рукой за плечи. Как улыбается ей Кэрол и Саша. А потом понимает, что не видит Дэрила. Что его просто нет среди тех, кто собрался на заднем дворе.

Но он есть. Потому что она чувствует его взгляд…

Бэт оборачивается и видит его стоящим в проеме двери. Он как раз выносит замаринованное мясо для жарки. Она не сразу понимает, что изменилось вдруг.

Сердце замирает в груди. Ей почему-то кажется, что время совершило кувырок назад, и она снова стоит в тюремном дворе. Только Джудит стала тяжелее, и ее вес так давит на руку. Дэрил медленно спускается по ступеням, и к нему начинает тянуться ручками Джудит из рук Бэт, вынуждая его подойти ближе. Она же сама просто смотрит, как он идет к ней. Даже не обращая внимания на стоящего рядом Алекса, на пальцы которого по-прежнему намотаны пряди ее волос.

– Боевая Малышка…, - Дэрил позволяет девочке ухватить его за пуговицу на рубашке. А потом поднимает глаза. Короткий взгляд прямо в лицо Бэт. Мельком. Как тогда. В тюрьме.

– Бэт, - кивает он ей. И снова проходит мимо. Как обычно. Мимо. К Гленну, вместе с которым начинает раскладывать на решетке мясо. Стоя спиной к ней.

– Блондиночка, ты уснула? – Алекс тянет на себя ее волосы, и она переводит на него взгляд.

– Может, когда-нибудь в другой раз, - говорит она, сама не понимая, почему так вдруг испортилось настроение.

Они вернулись к исходной точке, что и у остальных. Словно не было ничего из тех недель. Словно не было того взгляда в доме похоронщика.

Наверное, так и надо. Наверное, это самое правильное после того, что она сделала тогда в кухне. Какого черта она полезла к нему под рубашку? Не решись она на этот поступок, не страдала бы сейчас так сама. Потому что он сейчас даже не смотрит на нее. И это неприятно… это чертовски неприятно.

Больше всего она боялась именно этого. Тогда, когда она убежала в свою комнату, она долго лежит без сна. И думает о том, что сделала недавно. И о последствиях этого поступка. О том, что проснулось в ней при этих прикосновениях. О той потребности ощутить его под своими пальцами…

Чертовы леденцы… чертовы леденцы…

Бэт снова и снова вспоминает его боль, когда говорила о том, что случилось в госпитале. Если Дэрилу так больно только при том, что она рассказала тогда, что же будет, если она скажет ему всю правду? Правда – это обоюдоострый нож. Она больно ранит не только его, но и ее саму. Дважды. Как собственная боль и как отражение его боли. А боли ей уже хватит.

Но не пойти к Дэрилу, чтобы извиниться не может. Потому что ей было очень важно знать, что он не держит на нее зла. Ни за что. Ни за причиненную боль, ни за то, как отвратительно она вела себя тогда в кухне. За свои пальцы на его коже. За то, что почувствовала к нему.

За то, что всегда чувствовала к нему…

Осознание приходит в комнате Дэрила. Накрывает волной, сбивая с ног и лишая дыхания. Хотя Бэт почему-то кажется, что она всегда это знала. Еще тогда, в тюрьме. Ее чертова влюбленность никуда не делась. Она по-прежнему сидит в ее сердце, спрятавшись от всего мира - от всех его зол и ужасов. Просто спряталась так надежно, что даже сама Бэт не сразу поняла, что она не умерла в ней.

Ни тогда, в госпитале. Ни после, когда она так отчаянно пыталась выжить. Ни теперь, когда она понимает, что в ней по-прежнему бьется пульс этой чертовой влюбленности, несмотря на бессмысленность этих чувств.

Она смотрит на обложку книги, которую он читает. На его челку, закрывающую глаза. На широкий разворот плеч. Слышит его голос, с легкой хрипотцой, от которой идет дрожь вдоль позвоночника. И знает… знает, что сделает все, чтобы ему было хорошо. Чтобы он больше не чувствовал боли или вины, такой острой, что она терзает саму Бэт. Как всегда терзала, когда он страдал.

Заставляя понимать, что его вины в том, что случилось с ней, совсем нет…

Если кто-то звал кого-то сквозь густую рожь, и кого-то обнял кто-то, что с него возьмешь?

Они вернулись на исходные точки. И каждый должен начать свой путь с них. Хотя… он ведь его уже начал. Это просто она задержалась на своей.

И даже становится легче дышать от понимания этой простой истины, словно у нее с плеч сваливается камень, прежде так давивший на нее. И становится легче принимать происходящее сейчас. Пусть и больно, по-прежнему больно, но легче.

Поэтому Бэт так легко сейчас смеется, когда они сидят позже за столом все вместе, передавая друг другу блюдо с мясом и овощами и просроченные уже соусы, которые удалось добыть за стенами к этому барбекю. Даже не злится на Алекса, успевшего ее дважды ухватить за голую коленку под столом.