Впрочем, многое в образе оного персонажа я все-таки додумала самостоятельно, чтобы связать концы с концами. Не судите строго.)

Мрачная лиричность второй подглавы навеяна очередным просмотром фильма «Бункер», где как нельзя лучше показана трагедия гибели империи - великой и ужасной.

Насчет морального облика Люка. Знаю, что можно о нем подумать, прочитав эту главу. Но советую пока воздержаться от выводов, ибо самое интересное и важное еще впереди.

«Разоритель»: https://d919ce141ef35c47fc40-b9166a60eccf0f83d2d9c63fa65b9129.ssl.cf5.rackcdn.com/images/233247.max-620x600.jpg

========== XVII ==========

«Вот так сюрприз! Значит, ты прежде была знакома с Беном…» — растерянность в звучании призрачного голоса — искренняя, с едва уловимым эхом тревоги — позволила Рей предположить, что Скайуокер, скорее всего, не ожидал подобного поворота событий.

Девушка готова была спорить, что ее наставник опасается того же, что и она сама; опасается, не ведая, приведут ли открывшиеся обстоятельства к добру или к новой беде. Теперь, когда ей стала известна правда об их изумительной встрече на Джакку, сможет ли она ненавидеть Кайло Рена, как прежде? А Рей по-прежнему хотела бы его ненавидеть — ненавидеть так же решительно и убежденно, как еще день или два назад. Это чувство совсем недавно казалось ей настолько естественным, настолько очевидным после всего, совершенного этим типом на ее глазах и по отношению к ней самой, что девушка даже не задумывалась о том, насколько сама идея ненависти как флагмана в противостоянии с врагом противоречит убеждениям джедаев.

А что же они сами — два сильнейших одаренных? Верные товарищи столько лет бывшие друг для друга опорой. Учитель и ученик. Дядя и племянник. Отец и сын. Почему же они сейчас так люто ненавидят друг друга? Что произошло между ними? Это ли та самая огненная, бескомпромиссная ненависть, которая недалека до искренней и сильнейшей привязанности? Так жестоко люди ненавидят тех, кого поневоле еще любят.

Люк, кажется, услышал ее безмолвный вопрос; и замешательство, скрытое в этом вопросе, заставило последнего джедая волноваться еще сильнее.

«Ты уже жалеешь его, верно, «никто»? Ты хочешь знать, что подвигло его на предательство — значит, ищешь оправдания ему и его злым поступкам».

Рей тотчас отметила для себя присутствие в голосе Скайуокера особенной нотки, которая способна упразднить грань между осуждением и восхищенным изумлением.

Девушка ответила с достоинством: «Теперь я знаю, что Кайло Рен убил еще одного дорогого мне человека».

«Не лги себе, девочка. Я знаю, какая соблазнительная мысль бьется в твоей голове. Но имей в виду, что роль спасителя — не то, что следует пробовать на вкус просто из любопытства. Это вино способно тотчас ударить в голову».

«Почему бы и нет?» — неожиданно в мыслеречи Рей появилось что-то агрессивное; необъяснимое желание идти наперекор всему. Ответ на горькую насмешку наставника, на тяжелую иронию в его голосе.

С мгновение Скайуокер медлил, а после отозвался с глубокой печалью: «Один человек как-то сказал мне: «Есть истории, которым не суждено повториться». Прежде я сам не верил в эту истину и полагал в своей надменности, что сумею вытащить Бена, как вытащил отца. И ты видишь, чем это обернулось».

На последних звуках голос магистра сошел на гневный, как бы сквозь зубы, шепот. Люк по-прежнему злился на себя, на свою самоуверенность, которая оказалась роковой для них обоих — для самого Скайуокера и для его ученика. Один из них потерял собственную душу, промотав ее в погоне за властью и могуществом; другой лишился надежды на будущее. Возможно, каждый получил лишь то, что заслужил?

«Запомни хорошенько, «никто», одержимость состраданием ходит рука об руку с гордыней. Ты мыслишь спасти того, кто идет ко дну, не допуская возможности, что принц твоего детства, вместо того, чтобы позволить вытащить себя назад, к Свету, сам умыкнет тебя за собой. Ты думаешь, что можешь одолеть его? Сломить, заставить подчиниться? Ты ведь уже совершила это однажды, так отчего бы не попробовать еще раз? Это Тьма говорит в твоем сердце голосом жалости».

«Я и не думала о том, чтобы пытаться спасти его, — сердито подумала Рей. — Я не его мать и не должна относиться к его преступлениям столь же слепо».

В этот момент в ее голове царил такой сумбур, что еще немного — и впору говорить о сумасшествии. Правда оказалась слишком абсурдной. Подлинное лицо ее детской фантазии имело слишком мало общего с тем, что представляла себе несчастная девочка на протяжении минувших лет. Больше всего ее коробила даже не та мысль, что «принц» оказался «монстром в маске», а то, что она сама стала куда ближе к Кайло Рену, чем представляла себе прежде, и уж точно ближе, чем ей бы хотелось.

Глуп тот, кто не верит в силу детства, ведь сила эта огромна. Пока человек мал, мир кажется ему больше, ярче и восхитительнее; все события в этот период значат куда больше, чем во взрослом возрасте, и воспринимаются острее. Можно смело утверждать, что в любом ребенке живет великий мечтатель, способный поистине свернуть горы. Детская игра — это прообраз будущего, которому часто уделяется слишком мало внимания со стороны старших. Воспоминания о детстве священны для каждого, даже для самого пропащего негодяя.

Рей вспоминала — вспоминала почти помимо воли — что тогда, десять лет назад, Бен вовсе не был озлоблен. Лишь опечален и растерян. Он не принадлежал злу, ведь зло не властно над живой душой, способной кровоточить и сострадать — девушка, выросшая в условиях нищеты и безнадежности, лишенная любви и семьи, была знакома с этой простой истиной лучше, чем всякий джедай. Из года в год она видела, как под натиском постоянных невзгод, отчаяния и голода сердца окружающих черствеют и становятся похожими на пустыню, где властвует нескончаемая засуха. Рей знала, как никто другой, что такое истинное зло — это безразличие. Безнадежно разумное — с виду — существо, которое пройдет мимо умирающего от жажды ребенка, не предложив ему воды лишь из страха перед пустой флягой. Суровые законы нищеты, способные обеспечить мало-мальски сносное существование, гласят, что перед лицом смерти каждый сам за себя, а вода и пища — не то, чем стоит делиться.