Иоана медленно, стараясь не потревожить тишины, в которой повисла дюжина страшных вопросов, отползла от мужа на другой край супружеского ложа и накрылась до подбородка шерстяным одеялом. Ей следовало уснуть: сын и весь дом нуждались в здоровой и бодрой матери и хозяйке.

Устраиваясь поудобней, Иоана подумала, что скоро великий пост: посты ее муж всегда соблюдал строго.

А потом подумала, как хотела бы сейчас лежать в объятиях Корнела. Чтобы он утешал ее и дарил свою любовь. Рывком перевернувшись на другой бок, Иоана увидела перед собой лицо Белы Андраши, боярина Данешти и ставленника венгерского короля, – и подумала, как хотела бы, чтобы он утешал ее и дарил свою любовь. “Почему нельзя выйти за двоих сразу – а то и побольше?” - подумала Иоана. Рассмеялась сама себе, на миг ощутив себя сумасшедшей и свободной, как самка, которая ни у кого не спрашивает, кому принадлежать.

А потом у нее разболелось горло, и Иоана ощутила ненависть к руке, изувечившей ее: ведь Корнел был в своем полном праве!

Супруги заснули рядом – и бесконечно далеко один от другого, любя друг друга и ненавидя. Нет, не одна любовь правила миром: правила им и ненависть! И только вместе эти две великие страсти созидали бытие!

Иоане не пришлось притворяться долее, чтобы отвергать мужа, как и дожидаться поста, - Корнел сам не притрагивался к ней. А всего через несколько дней валашский рыцарь получил повеление короля Корвина: его величество отсылал Корнела из дому, в поход против турок. Из этого дальнего похода надежды вернуться было куда меньше, чем из прежних, против раздобревшего в покое венгерского аристократства.

Корнел нимало не удивился, получив такой приказ.

– Матвей рассчитывает, что я не вернусь, - спокойно сказал он. – Но я вернусь!

Корнел посмотрел в глаза Иоане, с которой был вместе в комнате, - потом рассмеялся ледяным смехом и пообещал ей:

– Я непременно вернусь, жена моя!

Иоана не смогла ничего ответить. Она вдруг увидела седину в густых, пышных волосах мужа, которые так любила, - и заплакала, опустив голову. Корнел больше ничего не сказал ей и стремительно вышел.

Иоана услышала яростные вскрики, доносящиеся со двора, - и, бросившись к окну, увидела, как муж на морозе, обнаженный по пояс, гикая, прыгая и увертываясь, с небывалою ненавистью и проворством рубит подвешенного на цепях деревянного болвана, на котором упражнялся с мечом.

========== Глава 44 ==========

Корнел собирался в путь так же сосредоточенно и спокойно, как во все прежние свои походы: и быстро, по-солдатски. Седельные сумки он складывал один, не допуская до этого жену.

Малыш Раду был уже довольно велик для того, чтобы понимать, что происходит, - и Иоана подвела его к отцу: чтобы тот поцеловал, благословил его на прощанье.

Корнел, уже одетый в свои черные доспехи, с улыбкой опустился на колени перед сынишкой, поцеловал его и перекрестил, прижав к сердцу; а Иоана стояла поодаль - и думала, что недостойна этого человека, что все они, вся семья знатных изветников* недостойна его…

Черный валашский рыцарь поднялся, громыхнув своими стальными сочленениями, и, тяжело ступая, подошел к жене. Иоана, одетая по-праздничному, держала в руках его шлем, похожий на снятую с плеч голову.

Корнел взял ее за подбородок латной перчаткой и заставил посмотреть себе в глаза. Иоана плакала не таясь. Увидев ее слезы, он улыбнулся так печально и нежно, что у нее едва не разорвалось сердце.

– Нельзя… Нельзя иметь две храмины для своей души, - прошептал Корнел. Только они двое сейчас слышали друг друга: и Иоана почувствовала, пронзительно, окончательно, что отзвучала и навеки смолкла мелодия их сердец, та мелодия, которая для нее никогда и ни с кем больше не повторится.

Она с рыданием припала к груди мужа; а тот поцеловал ее волосы.

– Я вижу у тебя седину, - вдруг сказал Корнел.

И Иоана вскрикнула от боли: железные пальцы резко захватили и вырвали несколько волосков с ее макушки. – Тебе рано седеть! – сказал Корнел, уже не глядя на испуганную жену.

Он оставил Иоану и подошел к своему застоявшемуся вороному коню, который приветственно заржал: этот могучий боевой конь, с грудью, защищенной кожаным чехлом со стальными пластинами, в стальном наголовнике, казался сейчас вместе со своим хозяином пришельцем из иного мира - мира, в котором не было места женщинам. Женские души могли только проливаться на этих латников освежительным дождем, в жаркие дни, - или травою расстилаться под копытами их коней, чтобы те могли вволю попастись на них после боя…

Иоана подала мужу шлем, и Корнел взял его: в последний раз жена увидела его человеческое лицо. Потом шлем покрыл львиную голову, рыцарь застегнул ремни под подбородком и опустил забрало. Сейчас не было нужды в таких предосторожностях: опущенное забрало могло только помешать видеть… не этого ли воин и хотел?

Корнел, не говоря больше ни слова, повернул коня; боевой скакун взрыхлил копытами землю, встал на дыбы, и на спине всадника ярко высверкнула в лучах солнца белая прядь, вьющаяся, как змея, готовящаяся ужалить, в темных волосах.