– Ты должна знать, дочка, что у нас есть главный враг: и такой же мерзкий, как враг рода человеческого… Это Раду… Раду чел Фрумош, ты знаешь, кто он!

Иоана поежилась от гадливости. Как не знать! Раду чел Фрумош был брат Дракулы и любовник турецкого султана, по слухам, и сам магометанин: его-то турки и думали посадить на валашский престол после падения Влада Дракулы! Такого поруганья страна еще не видывала!

На них повеяло холодом из узорных отверстий в ставнях; процокала по брусчатке чья-то лошадь. Может быть, это одинокий монах или послушник, укрепивший себя молитвой против ночных грабителей, расплодившихся по всему королевству, спешил с каким-то поручением к своему наставнику. “А ведь Андраши ушел в ночь один!” - вдруг подумала Иоана.

– Лучше уж католики, - прошептала она.

– Католики лучше, хоть и ничего хорошего, - отозвался боярин, гладя ее по плечу. – Но они все же братья нам… А этого… турецкого блудника нам никак нельзя допустить до трона!

Потом он вдруг замолчал и отстранился от дочери.

– Теперь ступай к мужу! Нечего тебе тут сидеть и дышать моей заразой!

– Пустяки… Я не заболею.

Иоана встала и прикрыла глаза. Глубоко вздохнула. Идти к мужу!

Конечно, это надо сделать: но нельзя допустить его до себя – теперь ей никак нельзя понести от Корнела. Хоть с оружием от него обороняться!

Она хотела уже покинуть комнату, как боярин вдруг сказал:

– Ты все-таки, должно быть, заразилась от меня… Не подходи к мужу!

Иоана рассмеялась до слез, уткнувшись лицом в ладони.

Ее отца никто не перемудрит – а потом они, наверное, придумают что-нибудь еще… И нужно ждать, пока не прилетят новые вести из Валахии.

Пока Влад Цепеш не сделает того, чего все от него ждут: все это воронье, что так лакомо до великих казней! Турки устрашатся так, что еще долго не посмеют подойти к Тырговиште: а тогда можно будет и сместить изверга. Иоана словно читала мысли Матьяша Хуньяди. Но разве сделаешь что-нибудь против королевской воли – иначе, чем заповедано судьбой?

Иоана вышла, прикрыв за собой тихо скрипнувшую дверь. Она направилась сначала к сыну – тот спал: мать еще раз, в который раз, сравнила его черты с дедовскими. Рядом с обоими Раду – и старым, и малым – Иоана всегда успокаивалась, точно приникала щекой к прохладной родной земле, среди ее красных дубов и буков, и ветер перебирал ее волосы, возбуждая, пробуждая жажду жизни и крови, - и умиротворяя, обещая вечность впереди, подобную озерной глади…

Поцеловав мальчика, Иоана вышла в коридор – и, перекрестившись, направилась в супружескую спальню. Она не знала, найдет ли Корнела там: а вдруг он мертвецки пьян? Вдруг сделал что-нибудь над собой?..

Эта мысль толкнулась в сердце, как нож. Но Корнел нашелся на постели, не мертвый и не пьяный: он быстро сел, увидев Иоану, и воительница не выдержала этого зрелища. Иоана опустилась на колени, закрыв лицо руками. Как же мучительно больно – бесконечно больно!..

– Ложись, - глуховатым голосом пригласил Корнел, отодвинувшись на свою половину кровати.

– Нет, - с трудом ответила Иоана. – Я, кажется, больна… С отца перекинулось: лучше мне не подходить к тебе…

– Понятно, - сказал Корнел.

Ей показалось, что голос его пронизан ненавистью. Но больше Иоана объясняться с мужем не стала: она попросту не имела на это права.

– Я постелю себе на полу, - сказал супруг; и Иоана поняла, что он уже не лежит, а стоит перед ней. Подняв голову, Иоана взглянула в лицо Корнелу: они не зажигали огня, и она не видела выражения глаз мужа. Только широкие плечи, только львиную гриву: то, что роднило его с ненавистным господарем.

– Ложись в кровать: я не трону тебя! – сказал Корнел. Он стоял, скрестив руки на груди.

Иоана поднялась с колен и, ничего не говоря, забралась в постель. Она улеглась на простыни, переложенные душистыми травами, на подушки, набитые гусиным пухом: ее собственной рукой! Это был ее дом, ее маленькое княжество!

Иоана хотела уже заснуть, не утруждая себя дальнейшими объяснениями, как вдруг Корнел заговорил: медленно, с усилием, точно человек с раздавленной копытами грудью.

– Давно это длится?

Иоана повернулась к нему, чтобы посмотреть в глаза, хотя это было необыкновенно трудно. Муж лежал на полу, на траченной молью медвежьей шкуре, как простой человек какого-нибудь знатного боярина, - и готовился принять покаяние своей госпожи, приподнявшись на локте.

– Я не изменяла тебе, Корнел, и никогда не могла бы! – сухим шепотом ответила она. – Ты знаешь это: стыдно тебе!

– Стыдно… мне очень стыдно, - прошептал Корнел, опустив глаза и водя рукой по своему солдатскому ложу. – Я знаю, какая ты честная жена! Я виноват!

Иоана привстала, стиснув в кулаке простыни, - готовая наброситься на мужа, который еще и измывался над ней:

– Да как ты можешь!..

– Спи!.. – приказал он яростным шепотом, хватив кулаком по шкуре.

Упал на постель и отвернулся от Иоаны совсем: Корнел остался неподвижен, точно сраженный насмерть ратник.