– Я познаю тебя, клянусь! – пробормотал он сам себе сквозь зубы, спеша следом за невестой.

Они выехали рядом, верхами, во главе венгерско-валашского отряда: точно маленькой объединенной армии. Иоана покачивалась в седле, не глядя на своего спутника, который не сводил с нее глаз; в голове у нее теснились воспоминания о путешествиях с Корнелом, с этим суровым, нежным, преданным супругом.

Соблазнитель, не выдержав ее молчания, дотронулся до ее плеча и заговорил с нею первым. Но не о том, чего она ожидала.

– Когда-то я поклонялся тебе в залах королевского дворца, - негромко проговорил он по-валашски: как они теперь все время изъяснялись. – Помнишь ли, что я обещал тебе воспеть твою красоту на языке франков?

Иоана невольно рассмеялась.

– И где же твоя песня?

– Еще нет – но будет, будет, - обещал Андраши, трепетно коснувшись ее черных волос, точно покрывала своей пресвятой девы. – Но я не об этом хотел тебе сказать… На франкской земле, за полвека до нас с тобою, была одна воительница, и тоже Иоана: она надевала мужское платье и сражалась за свою родину, как ты! Иоана д’Арк слышала чудесные голоса – и все говорили, что ее направляет Господь, сподобивший ее совершать подвиги, что он призвал ее к спасению Франции; но она была девственница, кристальный сосуд благодати…

Иоана поглядела на него во все глаза. Эти католики порою казались ей забавными, как дети!

– Ты спрашиваешь меня – может ли женщина творить святые чудеса, или только непорочная девица; или женщинам в их чудесах помогает один дьявол?

Андраши почти испугался такой прямоты.

– Нет, госпожа!

Он немного покраснел, глядя на нее в упор. Иоана почти поразилась его красоте: белое лицо было как у страждущего ангела-хранителя, золотые кольца волос разбегались по широким плечам, из-под шапки с меховым околышем, с жемчужным аграфом и страусиным пером. Хоть сейчас, такого, как есть, на княжение помазать! А Андраши улыбнулся печально, точно обуреваемый тревогами, далекими от ее мечтаний, - и прибавил тихо:

– Иоану д’Арк обвинили в колдовстве и сожгли!

Валашка резко засмеялась: ей вдруг представилась служанка Мария, мечущаяся на ложе в горячке, обезображенная своей черной немочью хуже трупа. Потом Иоана так же резко замолчала и сказала, отвернувшись от жениха:

– Я не боюсь огня, князь, - на нашей земле видывали казни и муки и пострашнее!

Граф схватил ее коня за повод и вмиг остановил: Иоана не думала раньше, что у него такая сильная рука.

– Не подумай, что я угрожаю тебе! – воскликнул он с мольбой, сжав ее пальцы. – Я никогда не смог бы выдать тебя на смерть… или видеть твою смерть; я бы раньше сам умер, и мне было бы это несравненно легче!

– Зачем же ты заводил про француженку? – спросила Иоана, посмотрев ему в глаза и недобро сощурясь.

Он не отвечал; только стал пылко целовать ей руки, так что ей сделалось стыдно своих спутников-валахов, наблюдавших за этим в полном молчании. У нее на родине не привыкли к таким прилюдным нежностям к женщинам. А потом Андраши прошептал:

– Богом клянусь, я не дам и волоску упасть с твоей головы!

“Он точно уверовал, что я ведьма, - подумала Иоана. – Черная ведьма, которая сушит души. Может статься, Андраши и прав”.

– Мне не в чем оправдываться, а тебе не в чем обвинять меня, - холодно сказала она наконец, отняв у любовника свои руки.

– Прости меня, прости! – воскликнул он.

– Я тебя прощаю, - Иоана чуть улыбнулась, и Андраши опять восторженно прижал к губам ее пальцы. Потом прижал руку к сердцу.

– Ты истинно звезда, как называет тебя отец, - прошептал он ей, точно какой-то голубоглазый турок чаровнице из чужого гарема. – Ты звезда моих очей, и ты осияла своим светом эту землю – без тебя мир погрузится во тьму…

Иоана опустила глаза и подумала, что Корнел никогда не говорил ей таких слов и никогда не мог бы выдумать их сам. Хотя Корнел был очень умен, он не получил воспитания, не получил с малолетства огранки, чтобы стать в пару ей, ученой дочери ученого отца-боярина! Прав был благородный венгерский граф, слишком прав!

Вскоре Иоана попросила есть, и ради этого все остановились. Она почти ничего не делала сама – все управилось ее людьми и слугами Андраши; он же потом сел рядом с нею у костра и подкладывал ей лучшие куски. Иоана думала, что, наверное, ей следует быть благодарнее ему - но прощальный взгляд Корнела стоял перед ней и жег ее, как солнце, горящее черным пламенем сквозь закрытые веки…

После трапезы Андраши обнимал ее, миловал - и Иоана отвечала ему, и ей почти удалось забыться: венгр был сладкий, прекрасный любовник. Потом он подсадил ее на коня – и Иоана подумала, когда Андраши пожимал ей руку и клал эту руку на поводья, что ради нового ее союза Корнел, возможно, и пошел на смерть. Корнел был очень сметлив – и, возможно, понимал про себя куда больше, чем думали образованные заговорщики.

Вот только сердцу не прикажешь перестать любить или ненавидеть, а муки ненависть еще умножают.