Иоана содрогнулась и подумала, что никогда вполне не поймет обычаи западного рыцарства… как и себялюбивую кровожадность благочестивых знатных дам католических стран.

– Это был дикий человек, пламень на коне, - продолжила баронесса после небольшого удовлетворенного молчания: теперь, несомненно, подразумевая своего прельстителя. – Дан не имел никаких манер, что так пленяют женщин – и которые так пленительны в моем сыне… Но он побил всех своих противников, и сделал это словно играючи. Я была восхищена, и хотя валашский князь сражался не ради меня, а ради своего прославления, я подошла к нему после турнира и пригласила его, от имени отца и брата, оказать нам честь и посетить наш замок. Мы всегда приветствуем доблесть и высоко ценим православных союзников, защищающих нас от стольких бедствий… А род Данешти еще старше и благороднее рода Дракулешти, как вы, конечно, должны знать.

Иоана сокрушенно покачала головой, догадываясь об окончании этой истории.

Но как она может знать, что слова баронессы правдивы?

– Мы устроили великое пиршество в честь столь знатного гостя, - продолжила Валерия Берчени, слегка улыбаясь: серые глаза поблескивали, как доспехи крестоносца. – Наше вино так понравилось валашскому князю, что, когда его проводили в постель, он едва держался на ногах. Я сама проследила, хорошо ли его устроили…

Венгерка залпом допила свое вино. Потом кубок скатился с ее колен и, со стуком упав на пол, остался лежать, тускло поблескивая в каминном пламени.

– Рыцарям иногда согревают постели служанки, - спокойно продолжила баронесса: только вздрагивали высохшие руки, сжавшиеся в кулаки. – Должно быть, Дан с пьяных глаз принял меня за служанку! Впрочем, я не могу судить, что он замышлял и что виделось ему, когда он схватил меня и подмял под себя, точно медведь… Я не успела закричать – и не сумела воспротивиться, ведь я была девственна, а он силен как трое наших лучших поединщиков сразу! Не знаю, как он не задушил, как не сломал меня…

Валерия Берчени всхлипнула, но тут же овладела собой.

– Потом он сразу же заснул – а я осталась лежать подле него, растерзанная, опозоренная навек. Однако, вознеся молитву Иисусу, я собралась с силами и поднялась с княжеского ложа, на котором осталась моя кровь. Глубоко страдая от боли и стыда, я убежала в свою комнату и там плакала, пока не охрипла; моя камеристка, к счастью, ничего не поняла, только приписала все грубости валаха, к которой мы не привыкли у себя, а нежная душа девицы Андраши – тем паче…

– Боже мой, - сказала Иоана. – Неужели все и в самом деле было так!

Баронесса взглянула на нее так гневно, точно была священник, которому солгали на исповеди.

– Вы сомневаетесь в моих словах?

– Да, - напрямик ответила Иоана.

Баронесса поджала губы, потом отвернулась от собеседницы – венгерка высоко подняла голову и засмеялась ледяным смехом.

– Послушайте же, что было дальше, наутро! Когда ваш князь проспался, я опять, тайком, пробралась к нему в комнату, чтобы наедине потребовать от него удовлетворения, какое он только мог мне дать. Я никому ничего не сказала, ведь я могла навлечь неизбывный позор на весь дом Андраши! Но святые помогли мне, когда я вновь проскользнула к Дану: я застала его одного, еще беспомощного, в постели! Я предъявила ему доказательства его преступления!

Баронесса рассмеялась коротким смешком.

– Поняв, что он сотворил, этот дикий вепрь плакал передо мною и бил себя в грудь! – с неистощимым изумлением и удовольствием произнесла она.
– Вообразите себе, дитя! Дан говорил, что готов ответить за свой грех головой… но на что мне была его голова!

Иоана вообразила себе все это – и подумала, что если только слова баронессы были правдивы хотя бы наполовину, она с юности обладала железной волей, умом и расчетливостью монарха.

Валерия Берчени горделиво восседала в кресле, глядя перед собой, как победительница, - раскинув свое широкое бархатное платье, сшитое из черных и темно-бордовых ромбов: справа и слева одеяние украшал герб Андраши, золотой коршун, устремляющийся вниз. Иоане показалось, что поверх ее белого монашеского покрывала заблестел королевский венец.

– Столь тяжкий грех и в самом деле смывается только кровью – но крови валашского князя я не могла взять; и не могла бы взять ее, не открыв моей семье всего, - продолжала Валерия Берчени. – Подобное бесчестье может быть заглажено единственно законным браком – но и брака Дан мне не мог предложить, потому что был уже женат! Но он поклялся мне… что не забудет меня и того, что забрал у меня: и оставил в залог свое кольцо.

Баронесса опустила руку в глубокий карман платья – и когда извлекла ее, на ладони старой женщины очутился золотой перстень с печаткой.

– Дракон, - прошептала Иоана благоговейно, проводя пальцем по изгибу спины: каждая линия была преискусно вырезана в черном агате.

– Знак Влада Басараба, происходившего из рода Данешти и принявшего имя Дракул, - знак отца нынешнего господаря! – с торжеством негромко воскликнула баронесса, приобняв собеседницу за плечи и улыбаясь ртом, в котором почти не осталось зубов. – Этой печатью можно вершить государственные дела! Поистине, Дан оказался столь же неразумен, сколь и необуздан!

Она вздохнула, играя бесценным подарком. Иоана следила за этим как завороженная.