Большой дворцовый сад так же обнажился, как и все долины, льняные и пшеничные поля и лески вокруг; на миг утомленным, налитым кровью глазам одинаковые черные деревья также представились кольями, ждущими свои жертвы. Но в государевых палатах никаких бесчинств не проглядывалось – пока.

Марина была все время так нахмурена, что на ее пятнадцатилетнем лбу уже пролегла неисчезающая продольная морщина; впрочем, это едва ли ее испортило более. Молодая госпожа Поэнару, ощущавшая себя неизменно – Кришан, надвинула низко на лоб нарядную бархатную шапку с меховым околышем и сделалась как никогда нехороша собою, как никогда такою, какою была, когда ей не требовалось себя золотить для других…

Они спешились, передав коней княжеским конюхам; и затем, устало и обреченно, уже не изумляясь красоте и пестроте убранства палат – фрескам, мозаике, золоту и серебру, драгоценному дереву, - последовали за проводниками. Кришан гадал, оказался ли кто-нибудь из бояр в таком же положении, как они: найдут ли они во дворце товарищей по несчастью?

Но бояре и собственною гордынею, и волею Влада Дракулы были разделены – и представали перед его судом поодиночке.

На полдороге и Кришанов разделили: двум женщинам, матери и дочери, предложили проследовать на женскую половину, где жили другие знатные жены. Великая честь! Марина даже оживилась и стала посверкивать по сторонам глазами почти с прежнею заносчивостью.

Ей с матерью отвели одну комнату на двоих – правда, большую и богато обставленную, хотя и слишком пестро, кичливо, после единообразия и строгости огромных залов замка Кришан.

Когда стало можно сесть, Марина тут же опустилась в кресло, выпустив из-под шапки и покрывала измученные косы, змеями развившиеся по ее груди. – Как устала, - пробормотала она. – Где же тут слуги?

– Марина, помни, где мы сейчас, - прошептала с большой тревогой мать, так и не осмелившаяся еще сесть. – Здесь тебе нельзя показываться простоволосой - здесь жены в великой строгости!

Марина лениво улыбнулась, накрутив на смуглую руку одну черную косу. После свадьбы она как будто позволила себе распуститься, и волосам тоже дала волю – выпустила наружу часть дремавшей в себе женской силы.

– Здесь живут и жены княжеского рода, - пробормотала она; глаза ее сверкнули. – Вот бы познакомиться с княгиней! Я слышала, что она совсем молода!

– Куда! – воскликнула Катарина, совсем сведя брови. – Куда замахнулась, не успела приехать!

Потом госпожа Кришан успокоилась и тоже села в кресло; и от собственного тяжелого головного убора избавилась. – Погоди, - одышливо прошептала она, обмахиваясь ладонью. – Будут тебе и слуги, и все, что хочешь… Конечно, князь не оставит нас без внимания…

Слуги и в самом деле явились незамедлительно – две красивые девушки для помощи обеим знатным госпожам и три дюжих молодца, которые тащили чаны с горячей водой и большую медную ванну. Поставив это все, мужчины низко поклонились, не поднимая глаз, и тут же поспешили исчезнуть с запретной половины.

Девушки наполнили для них ванну – для обеих, чтобы одна выкупалась после другой; Марина поджала губы, но почтительно предложила матери вымыться первой.

Та отказалась: пусть в свежей воде искупается ее дитя, а она пока отдохнет.

Когда обе гостьи привели себя в порядок, сменив платье, умастившись и обвесившись украшениями – чтобы выглядеть достойно своего рода и нынешнего положения, – им принесли поесть, прямо в эту комнату. Мать и дочь, пусть и неосознанно, ждали, что их пригласят куда-нибудь, но, должно быть, время еще не пришло. До самого вечера они просидели в своих высоких и богатых, но тесных покоях – тесных для двух повелительниц ветров, лесов и равнин, которыми обе Кришан были совсем недавно: сейчас это были такие же затворницы, как и другие знатные жены из дворца князя Влада. Еще даже хуже.

Они были узницы – как бы их ни содержали.

Госпожа Кришан и Марина легли спать на одну кровать – здесь была только одна кровать, пусть и пышная и просторная, с резными столбиками и пологом. Марина отодвинулась от матери на самый край: она не привыкла, чтобы во сне ее касался кто-нибудь, кроме мужа. Да и его не всегда до этого допускала.

Марина тут же уснула, перевернувшись на живот и свесив одну руку до пола. А госпожа Кришан еще долго ворочалась и вздыхала на своей половине постели. Уснула она со скорбным выражением, которое в последние дни и даже ночи не сходило с ее лица.

На другой день их никто не будил – и обе женщины выспались всласть; проснулись во внезапном испуге, что пропустили какую-нибудь церемонию. Но будь это так, их, конечно, уведомили бы.

Не так страшен князь… как его малюют.

Им опять принесли горячую воду, и опять накормили – улыбаясь, кланяясь, но ничего не говоря; теперь даже Марина с трудом скрывала свое беспокойство. Мать же ее от тревоги за мужа и сыновей вообще не находила себе места.

А ближе к обеду их вдруг вызвали – наконец-то!