Англичанка осеклась, но Синухет понял.

– После моей смерти, - закончил он. Черные миндалевидные глаза зажглись насмешкой, уголки губ приподнялись.
– Что ж, это разумно. Так я и поступлю.

Да, он был согласен; он был открыт перед нею сейчас. Но Белла не могла радоваться такой большой уступке, глядя на Синухета. Его поглотила мысль о неизбежном.

Она обняла отца своего ребенка, пытаясь утешить его; и Синухет откликнулся. И они оба забыли на этот короткий час, что смертны.

Когда кончился траур по старому царю, Синухет со своей наложницей поехали вдвоем в Буто. Теперь уже не для увеселения. В Доме жизни для них по всем правилам был составлен папирус, подтверждавший имущественное право женщины по имени Небет-Нун и ее сына, Сетеп-эн-Сетха.

– Будет ли перечислено имущество госпожи?
– спросил писец, подняв глаза на посетителей.

Англичанка поняла, что допустила большую оплошность; по-видимому, Синухет также об этом не подумал. Белла уже начала собирать для себя сундучок, но могла только приблизительно назвать свои ценные вещи. А в таких соглашениях египтяне были очень дотошны - ничуть не меньше, чем нотариусы ее времени.

– Ничего, - наконец сказал Синухет, по-видимому, сердясь на себя больше, чем на женщину.
– Скрепим моей печатью этот папирус, а потом составим другой, где перечислим все!

Даже если они сделают это позднее, подумала Белла, имущество их сына все равно описывать слишком рано… У Сетеп-эн-Сетха были только игрушки, деревянные звери и волчки, потрепанные его старшим братом и сестрами.

Когда они плыли назад, Синухет опять завел речь о погребении. Он сказал, что для его семьи “начальник Запада” давно выделил участок в некрополе Буто, рядом с местом упокоения их с Имхотепом родителей; но Мути подумывает о том, чтобы добиться для них места в Хамунаптре, прославленном и богатейшем Городе мертвых Уасета.

– Как же вы сделаете это?
– непочтительно полюбопытствовала Белла.

Настроение у нее было совсем испорчено этими заупокойными рассуждениями, и она слушала хозяина вполуха. Какая разница, на каком кладбище лежать!..

Синухет в этот раз не заметил ее дерзкого тона.

– У нас уже есть руки и глаза в Уасете, - сказал он, подразумевая, конечно, Имхотепа и своего старшего сына.
– Когда Имхотеп женится, появятся еще… Мы все будем при дворе, вот увидишь!

Белла, перегнувшись через высокий борт черной с красным лодки, опустила руку в воду, пошевелила пальцами. Потом выпрямилась, глядя, как вода капает с пальцев. Как давно она не обращала внимания на свои ногти, ужас как запустила… Делать маникюр в это время никто не умел…

– А почему ты думаешь, что у меня такая же душа, как у вас?
– произнесла Белла, посмотрев на египтянина.
– Меня не примут ваши боги!

Синухет улыбнулся.

– Жрецы и парасхиты, которые бальзамируют мертвых, построят твою душу, приготовив твое тело, - сказал он.
– Разве ты не знала, что они властны над душами? Ка вновь возвращается в тело, в свой дом.

Белла действительно этого не знала; и несмотря на усвоенный ею скепсис по отношению к подобным вещам, англичанке стало жутко. А если души мертвых и вправду способны сознавать себя и вести такую жизнь, какую описывают священные тексты египтян?..

– И мой сын… тоже?
– пробормотала Белла.

– Он - сын Та-Кемет, - твердо заявил Синухет.

И налег на весла, давая понять, что все сказано. А Белла сидела, ссутулившись на корме, и мысли у нее разбегались. Каждый день в этой выверенной жизни приносил какую-то неожиданность, с которой она не знала, что делать.

***

В этом же месяце Амон-Аха приехал домой, навестить родителей и посмотреть на своего нового брата.

– Рыжий!
– воскликнул старший сын Синухета, едва только увидев малыша. Амон-Аха даже схватился за свой амулет и отступил, сделав оберегающий жест. Белла другого и не ожидала.

Обычно мальчикам из благородных семей обривали голову, оставляя только “детский локон” на темени; и сам Амон-Аха был еще гололобым, как ученик жреческой школы. А волос Сетеп-эн-Сетха никто не касался. Он был не таким ярко-рыжим, как иные; но все же достаточно отличался, чтобы на него все здесь оборачивались.

– Этот мальчик - такой же сын мне, как ты, - сказал Синухет, строго глядя на старшего.

Амон-Аха насупился, опустив гладкую голову. Он промолчал лишь из почтения к отцу; но убежал, как только ему разрешили.

Наверное, к матери, которая будет наговаривать ему на сына чужестранки… А может, и нет. Может, госпожа Мути достаточно умна, чтобы подождать, пока между сыновьями Синухета не возникнет естественный разлад.

Хотя еще слишком рано говорить, Амон-Аха равнодушен к младенцам, как все мальчишки.

Когда настало время везти Амон-Аха назад в школу, пришло приглашение от Имхотепа. Жрец Осириса нашел себе жену и звал Синухета на свою свадьбу. Имхотеп прислал и письмо, в котором рассказывал о жизни в столице и о планах его величества.