Шрифт:
В отличии от друзей Нины, чьи летние каникулы не запомнились какими-то яркими событиями и шли в размеренном неторопливом режиме, позволяя им расслабиться и отдохнуть от уже порядком надоевшей суеты, отпуск самой Нины пошёл совершенно не так, как она задумывала. К родителям в Торонто она выбраться так и не смогла: они с Остином взялись за переезд, который затянулся на две недели и порядком измотал нервы им обоим, что усугубило состояние болгарки, которая всё сильнее пыталась закрыться от внешнего мира и уйти от своих проблем. Поняв, что состояние девушки граничит с депрессией, Остин решил исполнить её давнюю мечту отдохнуть на средиземноморском побережье, где Нина, несмотря на её любовь к путешествиям, ещё ни разу не была, и купил путёвки во Францию. Поэтому последние июльские дни и начало августа Добрев и Стоуэлл проводили в Сен-Тропе, находя для себя разные способы досуга — от принятия солнечных ванн на пляже до дайвинга и полётов на параплане. Нина, ценя заботу бойфренда, старалась не огорчать его и быть приветливее и нежнее с ним, но получалось у неё это не всегда: болгарку не радовали ни комфортабельные условия, создаваемые дорогими отелями фешенебельного курорта, ни хорошая погода и тёплое море, ни изысканная кухня, ни активное времяпрепровождение. Она улыбалась, но тоску в глазах, как ни старалась, скрыть всё равно не могла. За то время, что они были вместе, Остин успел очень хорошо узнать Нину, а потому прекрасно видел, что тревога в её душе не успокаивается а, наоборот, становится лишь сильнее. От этого не по себе становилось и ему самому: Остину постоянно казалось, будто бы он неволит Нину, что жизнь с ним всё равно не даст ей того, о чём она мечтала. Но на откровенный разговор Стоуэлл так и не решился, в глубине души надеясь, что время сможет помочь болгарке справиться с её состоянием.
— Ну, чем займёмся сегодня? — спросила Нина, расчёсывая перед зеркалом волосы после душа, пока Остин, расположившись к плетёном кресле неподалёку, читал журнал. — Мы ведь завтра уже улетаем.
— Имеешь в виду, нужно вытворить что-то этакое — чтобы мы запомнили Сен-Тропе и Сен-Тропе запомнил нас? — усмехнулся Стоуэлл.
— Ну, может, даже и так, — с неким вызовом ответила Нина. — Хотя лично я и так запомню эти две недели, проведённые здесь. Сен-Тропе — очень уютное место, хоть и шумное. Я бы с удовольствием вернулась сюда вновь через некоторое время.
— Я надеюсь, что сегодняшний день ты запомнишь ещё лучше, чем предыдущие две недели, — вдруг улыбнулся Остин, отложив журнал и встав с кресла.
— Что ты имеешь в виду? — непонимающе спросила Нина.
— Ты готова? В смысле, уже оделась, причесалась, всё нормально?
— Да.
— Тогда пошли, — Остин улыбнулся и протянул руку болгарке.
— Стоуэлл, что ты задумал? — спросила девушка.
— Ничего особенного. Просто хочу, чтобы наш отпуск завершился на мажорной ноте.
— Я так и знала, что ты не можешь просто так улететь из Сен-Тропе, — хохотнула Добрев.
— Так, всё, не теряем времени на разговоры. Возьми пляжную сумку с солнцезащитным кремом и очками, и пойдём.
Нина выполнила просьбу Остина, и они вышли из отеля. Уже на улице Стоуэлл достал из кармана шортов чёрную непроницаемую ткань и повязал её болгарке на глаза.
— Что ты делаешь? — неудоменно спрашивала она.
— Пусть будет сюрпризом, — невозмутимо отвечал Остин.
— Остин, как я буду идти? Так, предупреждаю: когда я не вижу ничего вокруг себя, у меня начинаются огромные проблемы с координацией. Это я так, к тому, что, если я вдруг отдавлю тебе ноги, я тут не при чём!
Едва Нина закончила последнюю фразу, она взвизгнула от неожиданности, потому что Стоуэлл вдруг подхватил её на руки.
— Вот теперь никаких проблем точно не будем, — улыбнулся он и поцеловал девушку.
— Господи, Остин, поставь меня на место! Не надо меня нести!
— Нина, скажи, кажется, говорил тебе, что готов всегда носить тебя на руках?
— Да, говорил, — пробормотала Нина.
— Ну вот, буду исполнять свои обещания, — хохотнул Остин и понёс болгарку в сторону причала.
Когда через несколько минут Остин добрался до пристани, где их ожидала небольшая белая яхта, на которой красивыми большими синими буквами было выведено её название — «Калифорния», он аккуратно поставил Нину на ноги и снял с её глаз повязку.
— О боже, — только и смогла вымолвить болгарка.
— На протяжении двух этих недель мы с тобой нашли массу способов весело провести время, — начал Остин, — но всегда вокруг нас был шум, гам, много народу. А я всегда хотел провести время наедине с тобой, раскинувшись где-нибудь на лежаке под палящим солнцем и слушая шум прибоя и крики чаек. На этой яхте нет никого, кроме нас и шкипера. Можешь делать здесь всё, что хочешь, — подытожил Стоуэлл. — Но думаю, что перед возвращением в жизнь с сумасшедшим графиком тебе просто необходимо как следует расслабиться и побыть вдали от шума машин и дискотек.
— Наверное, я никогда не привыкну к твоим сюрпризам, — улыбнулась Нина, обнимая бойфренда за шею. — Ну зачем? Столько денег…
— Ш-ш-ш, — парень перебил Добрев, приложив свой указательный палец к её губам. — Об этом тебе думать уж точно не стоит. Я просто захотел порадовать свою девушку, разве мне нельзя этого сделать?
В этот момент Остин посмотрел Нине в глаза. Он улыбалась, как и обычно, но по взгляду казалось, что она вот-вот заплачет.
— Ты всё равно очень грустная, — тихо сказал Стоуэлл.
— Нет-нет, — встрепенулась Добрев. — Остин, тебе показалось. Просто я и правда немного устала от всей этой суеты.
— Я люблю тебя, — прошептал парень, робко притянув болгарку к себе.
Нина ничего не ответила, а лишь улыбнулась и подарила Остину нежный поцелуй, зарывшись руками в его волосы.
— Ты — волшебник, — прошептала наконец она, заставив улыбнуться и Стоуэлла.
Парень подал болгарке руку, и вместе они по небольшому мостику прошли на яхту.
Всю ночь Йен плохо спал. Ему постоянно казалось, что в спальне душно, хотя все окна были открыты нараспашку, а если он и засыпал, то ненадолго: во сне начинали трястись руки и появлялось ощущение, что он куда-то падает. У Йена было такое чувство, будто бы на грудь положили огромный камень: дышать было тяжело. В последний раз, ближе к утру, Сомерхолдер проснулся не из-за неприятных ощущений во сне: в какой-то момент ему показалось, будто в сердце вонзили огромный кинжал — боль была острая и настолько резкая, что Йен от неожиданности громко закашлял.