— Мама… Папа…

Болгарка смотрела куда-то вдаль, но казалось, что она ничего не видела. Её взгляд не выражал ничего, кроме потерянности, которая сейчас была равна отчаянию.

Так они сидели около пяти минут — вне времени и пространства. Из этой необъятной страшной пустоты, поглотившей их обоих в одно мгновение, как водоворот, Нину и Йена вырвал повторный звонок Александра. В этот раз трубку снял Сомерхолдер. Они разговаривали недолго: Йен принёс свои соболезнования и старался поддержать Сандро, но подбирать слова ему было невероятно трудно. Да и какие слова могли бы помочь сейчас? Нужны ли они в моменты, когда хочется вырвать своё сердце из груди, стереть память, уснуть и забыться — лишь бы не было так больно? Алекс просил Йена только об одном: привести Нину в чувства.

— Йен, пожалуйста, купи мне билет в Торонто, — дрожащим голосом, заикаясь, попросила она после того, как сама поговорила с братом.

Отпустить её в другую страну беременную, в таком состоянии и совершенно одну (Йен не знал, удастся ли ему уладить все вопросы с руководством, если он в разгар съёмочного процесса уедет минимум на несколько дней), было для него просто немыслимым, но он понимал: поступить в этой ситуации иначе невозможно. Нина должна быть сейчас в родном городе. Ей нужно это.

— Я обещаю, что куплю билет на первый же рейс, — сглотнув, тихо ответил Сомерхолдер. — Но только при одном условии: если я убежусь, что ты в состоянии лететь и с тобой ничего не случится.

Добрев провела ладонями по лицу и глубоко вздохнула, почувствовав, как слёзы снова подступают к горлу, но спорить с ним не стала: сейчас она полностью доверялась ему, так как понимала, что самой ей с нахлынувшими эмоциями не справиться, и боялась, что её состояние может негативно отразиться на ребёнке.

Йен сдержал своё обещание: он сразу позвонил в аэропорт и узнал, когда будет ближайший рейс на Торонто: вылет был назначен на 2:30. За время, остававшееся до отлёта, он, как мог, старался успокоить Нину: отпаивал её горячим чаем, консультируясь с семейным врачом, подбирал в домашней аптечке препараты, которые помогли бы ей хотя бы немного отойти от потрясения, а главное — ни на минуту не оставлял её, позволяя ей понять важную вещь: в эти страшные для неё минуты она не одинока. Удивительно, но все эти несколько часов они почти не разговаривали: что чувствует Нина, Йен видел в её глазах, а то, как ей хочет помочь он, она видела в его действиях.

Конечно, отпускать Нину одну Сомерхолдеру было страшно, но для себя он решил, что сделает всё возможное, чтобы прилететь в Торонто как можно быстрее, и не только потому, что боялся оставлять девушку: её семья стала родной для него самого, и горе, произошедшее в ней, становилось для него собственной болью.

— Позвони, когда прилетишь, хорошо? — попросил Йен, когда они уже находились в аэропорту.

Добрев едва заметно кивнула, перебирая складки лёгкого платья.

— Сандро встретит тебя? — спросил Сомерхолдер.

— Да, — тихо ответила Николина. — Йен, спасибо тебе за заботу, — вдруг проговорила она. — Это, правда, очень дорого.

Она помолчала немного, а затем добавила:

— Я постараюсь, чтобы…происходящее… — девушка запнулась. — Никак не отразилось на нашем малыше.

В этот момент диктор оповестил пассажиров о том, что регистрация на рейс началась.

— Спасибо за всё, — вновь сказала болгарка.

— До встречи, — пробормотал Йен, не осмелившись приблизиться к ней, чтобы обнять.

Добрев уже было двинулась по направлению к стойкам регистрации, но в один миг его словно бы вырвали из забытья, и он, будто опомнившись, всё-таки окликнул её.

— Нина!

Девушка обернулась, и Сомерхолдер всё же подошёл к ней.

— Я буду рядом…если тебе будет нужно… — с робостью произнёс он.

Нина подняла на него глаза, полные слёз, и прошептала:

— Ты всегда будешь нужен мне. Несмотря ни на что. И особенно ты нужен мне сейчас, правда. Не оставляй меня, пожалуйста.

В голосе болгарки слышалось отчаяние и невероятный страх. Ещё никогда она не выглядела настолько хрупкой и беспомощной, и Йену сейчас больше всего хотелось одного: защитить её, закрыть собой ото всего того, что на неё навалилось. Он взял её за руку, переплетая её ледяные пальцы со своими тёплыми. И этот жест был вместо тысячи слов и служил ясным ответом на её просьбу.

Следующий месяц Нина жила словно в бреду. Подготовка к похоронам, звонки родных и друзей, которые хотели поддержать её в ситуации, попасть в которую не пожелаешь, наверное, своему заклятому врагу, дождливые дни в Торонто — словно бы небеса плакали вместе с Ниной… Всё это слилось для неё в единый поток, с каждым днём всё дальше уносивший её от прежней жизни — жизни, где она была беспечной девчонкой, которая, уже даже уйдя из детства, всё равно неизменно находила в него лазейку, оказываясь в родном доме, где её всегда ждали самые близкие люди: мама, папа и брат. Своих родителей болгарка, кажется, ни разу, даже в разговорах с друзьями, не назвала «отец» и «мать» — только «мама» и «папа», «мамочка», «папулечка». Она была одинаково близка с ними обоими, всегда делилась с ними самым сокровенным. Так забавно для неё было наблюдать за реакцией Николая на новость о том, что она хотела бы познакомить их со своим молодым человеком, и услышать его фразу, сказанную строгим тоном: «Ну, когда я с ним пообщаюсь, тогда и посмотрим, кто он для тебя — молодой человек или так, заезжий парень, который утром уедет обратно в Ковингтон», так хотелось поскорее прилететь в Торонто, когда Йен сделал ей предложение, а затем и тогда, когда она узнала о том, что беременна, чтобы шёпотом, украдкой, словно бы боясь спугнуть своё счастье, рассказать любимой маме о том, что она чувствует. Каждый раз, думая о том, какой будет её свадьба, Нина представляла, как её в белоснежном платье с красивой фатой к алтарю поведёт отец, и в этот момент воплотились бы в реальность все её мечты из далёкого детства, когда она ещё маленькой девочкой мечтала почувствовать себя в этот особенный день настоящей принцессой.