– Я не понимаю... – совсем тихо забормотал Шехан. – Состав оказывал на него нужное воздействие, а в течение трёх последних дней доза была увеличена вдвое. Хаффиз должен был потерять волю и частично – разум.

– Но этого не случилось. – Как ни старалась Феридэ скрыть своё отчаяние, ей это мало удалось. Нотки странной, мучительной тоски звенели в её голосе – так пустынный охотник фейхал понимает, что смерть близка, потому что над ним уже распростёр свои могучие крылья стремительный рансау. – Мог ли он найти противоядие?

– Без специальных ингредиентов – исключено. Снадобье было безупречным именно потому, что в окружающей Хаффиза обстановке он нигде не нашёл бы антидота. Либо он сам недурной алхимик, либо его сопротивляемость яду сродни проявлению божественной сути...

Старик не договорил, натолкнувшись на непримиримый, яростный взгляд. Ненависть и разочарование от сорванных планов клокотали в Феридэ, и если бы это было возможным, она рисковала отравиться собственным ядом.

– О, только не говори мне всю эту чушь! – Злобно выплюнула хафесса. – Я не верю в Изначальных. Лишь как в инструмент для влияния на суеверные массы. Ты же схал’асеп, адепт ордена Пламени, ты должен знать лучше всех – боги покинули нас, мы им надоели! Хаффиз нужен мне живой, послушной марионеткой, так что используй свой последний шанс, докажи верность и силу ордена, которому служишь.

Как следует припугнув старика, Феридэ отправилась в свою каюту, где из ящичка с медикаментами достала набор, который, как она думала, никогда больше ей не пригодится. Порошок в колбе окрасился в алый, недвусмысленно указывая на то, что женщина упорно продолжала отрицать и только после того, как тест трижды показал положительный результат, Феридэ со стоном отчаяния растянулась на своём шикарном ложе.

Она была беременна.

+++

Гюссхе изрядно нервничала после того, как узнала о вынужденном переезде. Сам факт того, что её уведомили об изменениях в судьбе в последнюю очередь, когда всё уже было готово женщину не особенно возмутил. Она была благородной эссой, хорошо воспитанной и покорной воле родителей, которые, будь обстоятельства к ней более благосклонны, выбрали бы ей знатного жениха из родовитого Гнезда. Подчиняться и следовать за отцом, а потом и за супругом, главная добродетель эссы. Гюссхе неустанно напоминала себе об этом, когда собирала вещи. Их оказалось не так-то и много, всего два контейнера, свободно умещающиеся на гравитационной платформе, а ведь совсем недавно, чтобы отправиться в увеселительную поездку с подругами, ей требовалось не меньше трёх таких платформ! Смирившись с невозможностью одеваться так, как того требовал этикет (то есть, полностью менять верхние и нижние платья каждые пять часов и вносить соответствующие штрихи к макияжу и причёске), Гюссхе, всё же, болезненно переживала отсутствие привычных удобств, а перевод на “Завоеватель” поверг её в пучины чёрной депрессии, так что даже очевидные плюсы, такие как отсутствие в опасной близости головорезов из личной охраны сестры Феридэ и ненавистные уроки с Хаффизом, не могли заставить её смотреть на жизнь более оптимистично.

К слову, Араши освоил почти весь объём знаний, положенный образованному хафесу из сословия аристократии, но продолжал стремиться к большему, буквально забрасывая учительницу вопросами, вынуждая её готовиться к урокам так тщательно, чтобы полностью удовлетворить ненасытную жажду знаний Воплощения Великого Дракона.

И всё же... рядом с нею всегда были хсаши, соплеменники, привычные во всём, теперь же она лишится даже этой малости. Вдруг все люди похожи на Араши? От подобных мыслей в животе ворочались ледяные щупальца страха. К тому же, столь поспешный перевод на “Завоеватель” мог означать только одно – герцог Йонен, её персональный мучитель и тиран, не собирался оставлять мысли об их бракосочетании!

– Могу я узнать, чем провинилась, заслужив немилость и изгнание?

Гюссхе разговаривала с Драконом безукоризненно вежливо и холодно, словно подчёркивая разницу между ними, но всякий раз её не покидало чувство, будто именно она кажется смешной и нелепой в своих попытках, в то время как немногословный Араши являл собой образец учтивости и деликатности. Вот и теперь, сопровождавший Гюссхе в новую клетку, он невозмутимо ответил:

– Все мысли мои заняты лишь вами, моя драгоценная хэйна и лишь о вашей безопасности я беспокоюсь.

Недовольно поджав губы, женщина уточнила:

– Значит ли это, что вы бестрепетно отдаёте меня на поругание своим дикарям? Должно быть, вы неверно понимаете значение иероглифа “безопасность”.

– Поругание отменяется, свет моей жизни. Вам окажут почёт не меньший, чем если бы вы были Императрицей или даже самой богиней. Принимая во внимание вашу скромность и застенчивость, – Араши позволил себе мягко улыбнуться, отчего краска смущения залила бледное лицо Гюссхе, – а также определённые трудности, могущие возникнуть в непривычной обстановке, я выделил в штат вашей персональной охраны юного хафеса Хайзе из гнезда Фьюри и хафессу Мелджан из гнезда Ахор. Надеюсь, у вас сложатся доверительные и дружественные отношения. Поверьте, эти молодые хсаши будут чтить вас и ловить каждое слово, будто величайшую драгоценность.

“Ах, ты ещё и приставил ко мне своих шпионов, тварь!” – мысленно возопила Гюссхе, внешне оставшись абсолютно спокойной. Спросила:

– Что же, если дружба превратиться в чувство более пылкое и страстное?

Араши, наконец, остановился и прямо посмотрел ей в глаза своим аквамариновым взглядом. В его глазах, голосе, и облике в целом нельзя было заподозрить, насколько безжалостным и жестоким может быть этот человек, но Гюссхе видела его – настоящего. Каждую секунду, каждое мгновение. Он мог с лёгкостью обманывать других и порой даже она находила его обаятельным и красивым... пока в глубине его синих глаз не вспыхивала алчность, граничащая с безумием, пока в глубоком бархате его голоса не слышался звон стали, а в терпком аромате трав, исходящих от его длинных, золотистых волос, не появлялись нотки горькой полыни и пролившейся крови. И всё же, раз за разом она находила в себе смелость играть с его чувствами, вызывать на словесную дуэль, а он, хоть и мог отказаться, с готовностью принимал её правила и было видно, как сильно ему это нравилось. Должно быть, ещё ни одна женщина прежде не могла противиться его слову, прямо встречая грозный взгляд и ту ледяную улыбку, с которой герцог произнёс:

– Если это произойдёт, моя милая, нежная хэйна, я вырву с корнем мужское достоинство посягнувшего на твою честь, и съем на завтрак, ну а если тебя развратит женщина, думаю, её мучения навсегда войдут в твою память как самое ужасное, что ты когда-либо могла видеть в своей жизни.

Гюссхе невольно передёрнуло и она вырвала руку из его огненной хватки. Впрочем, Араши не настаивал.

Весь остальной путь они проделали в молчании: траурном Гюссхе и задумчивом – Араши. Перед трапом, ведущим в недра челнока, Воплощение Великого Дракона развернул будущую супругу к себе, сухо поцеловал в плотно сомкнутые губы и напутствовал традиционными прощальными словами, принятыми у хсаши. Потом вдруг прошептал так, чтобы слышала лишь одна Гюссхе: