Шрифт:
– Не плачь, – попросил он тихо. – Это ведь совершенно естественно для хсаши, платить жизнью за жизнь, верно?
– Ты не хсаши.
– Мне жаль, – совершенно искренне вздохнул он. Гюссхе вскинула глаза на его бледное, печальное лицо, забрызганное кровью, а он вдруг улыбнулся ей, как раньше, словно хотел того же от неё. В его угасающих янтарных глазах читалась лишь одна мольба: «улыбнись мне по-настоящему, только один раз», но она так и не смогла. Это очень трудно – улыбаться, когда в груди что-то больно сжимается раз за разом и хочется вырвать из себя этот комок боли, вернуть назад то прежнее время, когда её не беспокоили сильные переживания, когда она могла жить беззаботно и радостно, не зная, что где-то есть ОН, не чувствуя на себе его взгляда, настолько нежного и любящего, что хотелось крикнуть прямо в это красивое лицо – посмотри, я недостойна тебя! Выбери другую!
– Не умирай, Хаффи. – Это всё, что она смогла сказать, ненавидя себя за косноязычие, за то, что привыкла любые волнения и переживания прятать глубоко внутри. Пусть он поймёт, пусть не сочтёт эти слова пустыми, ведь она вложила в них столько любви!
Араши только кивнул и закрыл глаза. Он постарается, ведь теперь от него очень многое зависит, а главное – он так и не успел сказать Гюссхе, как сильно любит её.
====== Глава 18. Переговоры. Часть 2 ======
С’хленн маленьким ураганом ворвался в комнаты схей-фьял, вынудив девушек поспешно бросив вышивание и прочее рукоделие, закрыть свои лица широкими рукавами. Гюссхе, смерив наглого детёныша пронзительным взглядом, недовольно промолвила:
– Где ваши манеры, шохей? Разве пристало старшему сыну Хаффи носиться по коридорам и нарушать покой женского крыла подобными безобразными выходками?
Впрочем, она старалась зря – мальчик мало внимания уделил столь холодной отповеди. Легко запрыгнув на подиум, он выхватил из корзинки фруктов спелое яблоко , тут же впившись в сочную мякоть крепкими клыками.
– Шохей! – Добавив в голос усталость, ещё раз попыталась урезонить «сына» Гюссхе. – Что скажет Хаффи, когда узнает о ваших проделках?
– Есть новости о хьоне?
Гюссхе долгим внимательным взглядом обвела комнату и многие навострившие ушки были вынуждены сделать вид, будто усиленно работают над своими вышивками. Однако, этого показного смирения женщине показалось недостаточно, поэтому она предельно вежливо попросила фрейлин удалиться, что они тут же и сделали.
– Касам, – проникновенно начала Гюссхе. – Не называй Великого Дракона хьоном, он тебе не отец. Твоих родителей звали…
– Они мало сделали для того, чтобы почитать их. – С’хленн бросил мрачный, не по-детски тяжёлый взгляд в сторону сестры. – А хьон, он – настоящий. Он не позволил мне умереть, а тебе дал всё это богатство: шикарные одежды, послушных служанок, сундуки драгоценностей… Почему ты так ненавидишь его за это?
– Много ты понимаешь, детёныш! – Раздражённо и даже с ноткой обиды в голосе, запротестовала женщина. – Змееглазый просто насмехается над нами! Вот увидишь, как только вылупятся детёныши Феридэ, он и думать забудет о тебе. Мы для него просто живые игрушки. Что ты будешь делать, когда станешь не нужным своему «хьону»?
– Я буду рядом, чтобы помогать во всём. – С’хленн грустно улыбнулся, отложив недоеденное яблоко. – Если хьон полюбит тех, других, детей сильнее меня, я буду ухаживать за ними так, словно они моя величайшая в мире драгоценность, и тогда, возможно, отец снова будет ласков со мной. Я не сдамся, Гюссхе, а ты?
Она промолчала, потому что, пожелав уязвить своими злыми словами брата, в первую очередь больно сделала себе. Как ей жить после того, как она станет ненужной Араши? Вдруг в своих странствиях он найдёт эссу достойней и прекрасней, чем дочь Гнезда Гъёлл?
– Так что говорят целители? – Ворвался в её тёмные, горестные рассуждения, звонкий мальчишеский голос.
– Ты теперь шохей, наследник, так пойди и спроси, – язвительная улыбка раздвинула тонкие губы схей-фьял, хотя ей так хотелось заплакать. С’хленн обиженно надулся и некоторое время в комнате было совсем тихо – каждый из них думал о своём, пока мальчик вдруг не спросил:
– Ты совсем не любишь хьона?
Не ожидавшая подобного вопроса, да ещё и настолько возмутительно прямого, женщина даже задохнулась от смущения:
– Касам!
– Зови меня другим именем.
– Ах ты маленький негодник! Кто тебе позволил говорить со мной в подобном тоне, и тем более, спрашивать о подобных вещах?!
– Я буду хафесом, – заявил, гордо задрав подбородок, мальчик. – Так мне сказал генерал Фахасс. А ты – всего лишь женщина. Если хьон захочет, он заведёт себе много жён, так что если ты не будешь достаточно умна, чтобы хотя бы делать вид, что любишь его, у меня может появиться и вторая, и третья мать.
– Где ты это услышал? Кто сказал эти слова?
С’хленн пожал плечами:
– Все на кухнях об этом говорят. Знаешь, многие из знатных, красивых эсс только и ждут случая, чтобы оттеснить тебя в сторонку. А я не хочу этого. – Ребёнок тоскливо вздохнул. – Когда хьон, наконец, проснётся, я очень-очень попрошу его, чтобы он не выгонял тебя. Я скажу, что раз уж боги дали тебе такой скверный характер, пусть хьон не сильно сердится на твои слова. Когда я впервые увидел его, он показался мне таким… одиноким. Совсем, как я, когда меня все презирали и отталкивали. Не хочу видеть его настолько несчастным. Больше не хочу.