Хельга по праву гордилась своим почерком – ровный, с правильным наклоном и чётко различимыми буквами, он свидетельствовал о доброжелательном нраве хозяйки, но более всего о её потрясающей усидчивости и работоспособности, ибо украшал собою немало журналов и реестров.

Как вторая дочь Джеррии Гэлли, Хельга имела определённые привилегии, вовсе не располагающие к работе в таком скучном и неинтересном месте, как архив станции, да и, честно говоря, к работе вообще, чем откровенно пользовались её сёстры – Ханна, Гретта и Ундина. Однако впустую проводить свои дни от пробуждения до погружения в ледяной криосон она не хотела, предпочитая не обременять собою и без того перегруженное население Аглора, поэтому терпеливо сносила все вопросы и удивлённые взгляды персонала архива.

Чуть слышно скрипнула дверь и Хельга невольно улыбнулась. Он снова пришёл сюда, чтобы поддержать и утешить, пусть и сам не понимал этого. С тихим стуком рядом с ней на стол опустился поднос и голос, глубокий, словно рокот океана, произнёс:

– Вам следует немного отдохнуть, мистресс.

Человеческий язык давался ему всё лучше, и Хельга лишний раз убедилась в том, что не ошиблась в выборе помощника. Хаашим оказался терпеливым и выносливым работником. Все её поручения он выполнял беспрекословно, с похвальной точностью и своевременно. Не могло быть никого лучше, чем этот великан-хсаши, когда требовалась помощь при извлечении и реставрации свитков и книг с самых верхних полок стеллажей. И если Хельге предстоял трудный поиск стремянки и последующее сражение с шаткими ступеньками, Хаашим без труда доставал нужные документы, не вызывая при этом водопадов пыли и трухи. С помощью его острого зрения они расшифровали и переписали не мало ценных свитков, и уж, конечно, никто не мог сравниться с ним в приготовлении крепкого кофе.

Однако аромат, поднимающийся от чашечки, сегодня напоминал скорее солнечное летнее утро, и то, как пахла скошенная луговая трава, по которой приятно бегать босиком, не боясь уколоться острой былинкой. Словно угадав её мысли, хсаши тихо сказал:

– Зелёный чай, мистресс. Он снимет усталость и вернёт красоту и здоровье.

– Спасибо тебе, Хаашим, – с тихой признательностью произнесла Хельга, чувствуя, как горестно сжимается что-то внутри в ожидании его ухода. Все их разговоры были короткими, не более того, что было необходимо для работы, но Хельга всякий раз ждала их с нетерпением. Ей нравилось слышать его голос, глубокий, ровный, нравилось наблюдать за звериной грацией его движений и тем, как перекатываются сильные, упругие мышцы под бронзовой кожей, ловить отблеск серебристых чешуек и каждый раз восхищаться этой чуждой, завораживающей красотой. Как были слепы и глупы те, кто не понимал природы хсаши, называя их презрительно дикими животными! Хельга видела истинное произведение искусства, и пусть Хаашим отводит взгляд, считая, что шрамы на его теле не более чем признак уродства – женщина знала, что нет и не будет на свете мужчины желаннее. Детская влюблённость в Лайтонена, любование его совершенством давно остались в прошлом, как и осознание собственной неприметности. Рядом с таким Владыкой место для женщины намного более изысканной, чем какая-то Хельга из Гэлли. Она приняла это и теперь могла спокойно рассуждать об этом. Но Хаашим вновь разбудил в душе Хельги это трепетное чувство, желание видеть, слышать, чувствовать его рядом с собой всё время… Но он предпочитал не замечать её взглядов, оставляя для неё надежду на способность сохранить честь и здравый смысл.

И всё же, так обидно…

Вдруг тяжёлые ладони опустились на её плечи.

– Вы слишком напряжены, мистресс. Позвольте?..

Хаашим принялся осторожно разминать плечи женщины, тщательно дозируя свою силу, чтобы не причинить боли. Хельга трепетала от этих сильных и одновременно мягких прикосновений, но больше оттого, что именно Хаашим делал с ней это. Длинные сильные пальцы с жёсткими мозолями от рукоятей ятаганов с необъяснимой нежностью поглаживали её плечи, взволнованное дыхание едва-едва волновало тонкие пряди волос на макушке Хельги, заставляя сладко ёжиться. Она знала, что в этот момент чешуйки под бронзовой кожей образуют новые и новые перламутровые узоры, подчиняясь его движениям.

Развернув кресло, Хельга встретила его взгляд. Тёмно-зелёная глубина, словно затягивающий омут, полон неизвестных помыслов. Но вот волшебство рассеялось и хсаши криво улыбнулся:

– Вами следует лучше следить за своим здоровьем, мистресс.

Чтобы уйти от пронзительного, щемяще-нежного серого взгляда, Хаашим опустился на колени и с великой осторожностью, каждую секунду ожидая резкого отказа, снял тесные туфельки с ног госпожи. Массируя изящные ступни безупречной формы, чувствовал, как невольная дрожь пробегает по телу сдержанной, чопорной женщины и почему-то боялся того, что сейчас делал. Следовало остановиться, вернуться к прежней дистанции и забыть о том, какова на ощупь нежная шелковистая кожа. Такая ухоженная, с лёгким ароматом незнакомых цветов… белоснежная, словно никогда не была под настоящим солнцем.

Сердце в груди взволнованно билось, мешая думать рационально. Чтобы проложить себе путь к свободе, он должен воспользоваться добротой и беззащитностью Хельги, должен использовать любую возможность, чтобы втереться к ней в доверие, приручить её, заставить думать о себе не как о помощнике, а как о партнёре в любовных утехах… и это было настолько отвратительным, что Хаашим сам себе казался грязным, не достойным касаться её. Только мечта о возвращении домой ещё помогала ему бороться с собственной совестью. Только желание отомстить пленителям, одной из которых была эта женщина. Что с того, что она производит настолько благостное впечатление? Она одна из Кошек, одна из врагов.

– Подобная работа может плохо сказаться на вашей красоте, мистресс.

Чего ему стоили слова, сказанные самым обычным тоном? Хаашима раздирали противоречивые желания и он не знал, чего хочет сильнее – убить Хельгу или, повалив на пол, насладиться её телом, с удовольствием вслушиваясь в ответные стоны запретной страсти.

– Ты считаешь меня привлекательной, Хаашим?

Фальшивое имя звучит слишком сладко в её устах так, будто она не притворяясь, хочет знать его мнение. Невольно поддавшись очарованию, прошептал:

– Разве можно в этом усомниться?

Замер, удивлённо вскинув глаза на её заплаканное лицо, а Хельга отвернулась, тихо всхлипнув. Что он сделал не так? Почему она плачет?

– Хелгхаа, – он не имел права называть имя госпожи. Это правило жестокой болью вбили в его сознание люди в чёрной униформе, но сейчас Хаашим знал, чувствовал, что он должен позвать её, медленно погибающую среди холодного безразличия Аглора, не используя безликих титулов и званий. – Хелгхаа…

Он думал потом, идя по коридору в свой чулан, что ходит по лезвию бритвы и следовало соблюдать величайшую осторожность, чтобы не погибнуть, влюбившись в эту женщину по-настоящему. Сердце всё ещё колотилось где-то в горле, в ладонях остался призрак её тепла и это её имени. Если бы она знала, какой он на самом деле, смогла бы так же улыбаться ему, сквозь светлые слёзы, вверяя ему новые, ещё не окрепшие мечты и желания? Если бы только знала, какое зло поселилось в его душе, ломая и коверкая, изменяя гордого Йахшим-хааза, превращая в раба по имени Хаашим, для которого не было ничего святого – ни любви, ни верности, ни чести.