Хаашим покрывал мелкими, торопливыми поцелуями её плечи, лизнув ямочку ключиц, чтобы потом нырнуть в ложбинку между грудей женщины, отчего она сладко вздохнула. Играя, дразня чувствительные соски языком и губами, Хаашим осторожно отвёл руку Хельги и сквозь тонкое бельё погладил её лоно, вызвав новую волну дрожи и тихий стон. Под его настойчивыми пальцами очень скоро стало горячо и влажно, Хельга металась, словно в бреду, желая либо прекратить эту сладкую пытку, либо покориться ей полностью, утратив контроль. Хаашим с трудом сдерживался, чтобы не взять её прямо сейчас, так, как хотелось – грубо, резко… но нет. Он должен помнить, что от этой ночи, от того, как хорошо он сможет удовлетворить хозяйку, зависит его дальнейший статус. Однако думать об этом становилось всё сложнее – она была такой мягкой, отзывчивой, беззащитной в его руках! И несчастный Хаашим окончательно потерялся в своих чувствах.

Терзая её настойчивыми ласками, слыша довольные стоны, он хотел большего, ещё, ещё… оставив раздразнённую грудь женщины, Хаашим спустился ниже, выцеловывая созвездие трогательных родинок на плоском животе, медленно направляясь туда, где всё ещё держали последний рубеж обороны кружевные трусики. Сладостное безумие, владевшее им, заставило глубоко вдохнуть терпкий, притягательный аромат вожделения и страсти, которым истекала Хельга. Уткнувшись лицом в шёлковые трусики, он провёл по ним языком, потом ещё раз и ещё, вминаясь в нежную ткань губами. Хельга всхлипнула, взмолилась:

– Хаашим, не надо!

Его имя, сказанное в подобном тоне, могло лишь раззадорить и хсаши в нетерпении решил избавится от досадной преграды. Жалобно затрещала ткань, дорогое бельё полетело в сторону, открыв Хаашиму доступ к самому сокровенному и он воспользовался этим шансом, погрузив язык в увлажнённое лоно женщины, пробуя её на вкус, неповторимый, пьянящий…

Хельга уже не сдерживала стонов – настолько чувственной ласки ей не доводилось испытывать! Язык Хаашима то проникал в неё глубже, то ласкал и дразнил чувствительное местечко, юркий, дерзкий… Мужчина чувствовал, что она почти на пределе. Его собственная плоть жадно подрагивала, желая занять место языка, но он продолжал яростно вылизывать истекающее соком страсти лоно женщины до тех пор, пока не ощутил сильную судорогу, пронзившую всё её тело и не услышал, как из горла Хельги вырвался жалобный крик.

Истинную красоту Хельги он познал именно тогда, любуясь румянцем, расцветившим жемчужную кожу, видя, как поднимается и опускается упругая грудь с тёмными вишенками сосков, как тонкие светлые прядки прилипли ко лбу и щекам, к уголку приоткрытых губ, припухших от его грубых поцелуев… когда встретил её взгляд, затуманенный наслаждением и вдруг его затопило невообразимое чувство, названия которому Хаашим не мог подобрать. Только отчего-то ему показалось, что несравненная эсса Хайат была дурнушкой рядом с этой женщиной.

– Хаашим… – её ладони скользнули по его плечам и груди, ласково проследили линии старых шрамов и перехватило дыхание, когда тонкие пальцы с непреходящими следами от чернил обняли его напряжённый ствол, требовательно сжали, заставив вздохнуть сквозь зубы. Хельга соблазнительно улыбнулась, потянулась за новым поцелуем, в то время как пальцы, сжимающие пленника, двигались вверх-вниз, увлажняясь сочившейся смазкой. – Не сдерживайся, – словно прочитав его мысли, шепнула она, и Хаашим понял, что больше не выдержит. Зарычав, он опрокинул её на спину, вонзился, погрузившись в пылающую глубину и она, вскрикнув, обхватила его плечи. Из-под тёмных ресниц скатились прозрачные слезинки, и Хаашим виновато собрал эти солёные капли жёсткими губами. Хельга, всхлипнув, ободряюще улыбнулась, а он чувствовал себя очень странно. Ему было так хорошо, что едва не терял сознание и в то же время обидно – почему же Хельга оказалась намного лучше Хайат, верность которой он хранил все эти годы?!

Чтобы избавится от горьких мыслей, он двигался яростно, почти грубо и вот в голове не осталось ничего, чтобы мешало ему насладится потрясающей женщиной по имени Хелгхаа. Внутри неё было так горячо, что казалось, будто он сейчас расплавится от удовольствия. Подчиняясь древнему инстинкту, Хаашим раз за разом врывался в неё, узенькую, тесную и сладкую настолько, что внизу живота всё сводило от странной боли, смешанной с сильнейшим наслаждением. И когда это чувство стало невыносимым, он вонзился в неё в последний раз, излившись в глубины её лона огненным потоком, слыша её громкий стон и собственный отчаянный крик мучительного облегчения.

====== Глава 18. Переговоры. Часть 5 ======

Джерриа Гэлли с трудом сдерживала ярость, однако с каждым мгновением, с каждым новым кадром перехваченной передачи из далёкой Ал-Хиссы, её выдержка давала мощные трещины. От советника, сидящего от Матери по правую руку, напротив, казалось, исходили волны спокойствия и даже почти безмятежности. Его странные серебристые глаза оставались двумя ртутными озёрами, неподвижными и загадочными, как и его собственная история. Мать Кошек помнила их первую встречу так же отчётливо и ясно, словно это случилось вчера.

…Капитан Аглора в пятой Вахте Хезер Пратт никогда не подозревала, насколько изменятся судьбы Галактики и великих Империй лишь от того, что она, чьё имя останется всего лишь трухой на страницах истории, приняла решение поднять на борт станции одинокого звёздного странника, представившегося странным, режущим слух именем Халаан эн Суйге. Ему не составило труда убедить очарованную им женщину в том, что необходимо подготовить саркофаг Матери к расконсервации и Хезер слепо подчинилась воле звёздного бродяги, какой-то частью рассудка осознавая, что творит страшную ересь. В истории Аглора, насчитывающей без малого девятьсот лет скитания по межзвёздному пространству, не было ни единого прецедента, подобного свершившемуся! Тщательно разработанный учёными-криологами график Пробуждений оказался нарушен по прихоти незнакомца с далёких звёзд и безответственности безнадёжно влюблённой в него капитана Пратт. Разумеется, не вовремя разбуженная Джерриа метала громы и молнии и если бы карающую длань Матери не остановил Суйге, несчастная Хезер, и, возможно, вся Вахта, была бы обречена. Однако для того, чтобы остановить разбушевавшуюся Повелительницу Кошек, хватило всего лишь несколько слов, сказанных обманчиво безразличным голосом: