Наверное, она просто злая, дурная женщина.

Конечно, ещё не поздно начать всё сначала, выбрать мужчину раньше, чем это сделает за неё Мать… Но Хельга ощущала внутри странную усталость, словно её сердце остановилось, точно сломанные часы. Всё наскучило, не приносило удовлетворения и только работа в архивах могла скрасить её унылую, одинокую жизнь. Только там, в царстве книг и мудрых слов, она чувствовала себя в безопасности. Почти счастливой. А когда Хаашим приносил поздно вечером чашечку кофе с хрустящими булочками, это чувство разрасталось, становилось шире и Хельга могла вновь улыбаться.

– Матери придётся набраться терпения, ибо я не собираюсь торопить события.

Хельга хотела обратить разговор в шутку, но Гретта внезапно став серьёзной, посоветовала:

– Не затягивай с этим. В последнее время Мать стала раздражительной и опасной.

– Неудивительно. Чем ближе мы подходим к нашим бывшим владениям, тем сильнее прогрессирует её безумие.

– Порой мне кажется, что она просто одержима идеей убийства этого человека. – Гретта вздохнула. – Представь, каково Ханне! Ей, как наследнице, приходится находиться рядом с Матерью больше времени, чем всем нам.

Женщины сочувственно переглянулись. Вдруг непоседливая Гретта спросила:

– А ты помнишь его? Лайтонена? Какой он?

– Мне тогда было всего семнадцать, – словно оправдываясь, произнесла Хельга. – Он показался мне красивым… и печальным. Кан Сатор только вернул его ко двору и всем было любопытно взглянуть на прощённого предателя.

– Ха, Мать говорит, что между Императором и Лайтоненом была порочная связь.

– Я не помню этого, – покачала головой Хельга, погружаясь в старые воспоминания. – У Тимо Лайтонена умерла жена, погибла при взрыве крейсера, а его сын Альфред не желал признавать вернувшегося отца, так что, думаю, ему было не до связей.

– Должно быть, он скучный и мрачный тип?

– Сильный, – прошептала Хельга. – Сильный настолько, что мог улыбаться, когда другие залились бы слезами. Наверное, Мать боится его именно поэтому.

– Говоришь так, будто была влюблена в него, – фыркнула Гретта и Хельга улыбнулась своему прошлому:

– Может и была, – неожиданно согласилась она. – Да только всё это осталось так далеко, что кажется сном.

– Когда мы вторгнемся в его Империю, думаю, Мать позволит тебе взять одного из его сыновей наложником. Это будет забавно, не так ли?

Хельгу невольно передёрнуло от подобных циничных рассуждений сестры.

– Мне не нужно ничего подобного, – отрезала она гневно.

– Но большего не стоит и ожидать, – заметила Гретта. – Уверена, Мать захочет лично распоряжаться жизнью Тимо Лайтонена.

– Надеюсь, её новый советник остановит это безумие.

Гретта неопределённо пожала плечами. Она не стала говорить, чтобы не расстраивать сестру, но поскольку гораздо чаще являлась ко двору Матери, знала – новый «советник» не только не остановил Джеррию Гэлли на пути к саморазрушению, но ещё и усугубил его, предоставив Матери оружие, которое могло навсегда избавить Галактику от живучей занозы по имени Тимо Лайтонен.

Уходя из чертогов, принадлежавших сестре, Гретта едва не столкнулась с ненавистным хсаши. Всё это время он стоял под дверью каменным истуканом, не то подслушивая, не то ожидая, когда его позовут убрать со стола. От него веяло чем-то холодным, словно некоей смутной угрозой, и прищур тёмно-зелёных глаз с отвратительным вертикальным зрачком показался женщине зловещим. Фыркнув на него по привычке, Гретта удалилась, позабыв оглянуться, иначе увидела бы в этих нечеловеческих глазах огонёк злобного торжества.

Хаашим стремительно прокручивал в голове варианты действий. Из беспечного разговора эсс он выяснил, что у хозяйки давно не было мужчины, и если он займёт эту пустующую нишу, то добьётся не просто расположения Хельги, но и одолеет ещё одну ступеньку на пути к свободе, какой бы она ни оказалась. Что ж, вряд ли человеческая самка во многом отличается от хсаши, а он будет настолько убедительным, что с лёгкостью завоюет эту крепость. В конце концов эсса Хайат, для которой всё это время он сберегал себя, уже не примет его в свои объятия, так почему бы не утешится малым? Скрасить рабскую долю. По-своему унизить хозяев, пусть и таким гадким, бесчестным образом.

Хаашим медленно, с наслаждением улыбнулся, представив, как будет вершить свою сладкую месть, в то время как Хельга Гэлли неторопливо составляла на поднос посуду и вазочку с пирожными, решив не беспокоить и без того занятого слугу.

====== Глава 18. Переговоры. Часть 4 ======

Хельга написала в специальном журнале ещё пару строк и устало откинулась на жёсткую спинку стула. Было уже довольно поздно и станционный хронометр, безжалостно отсчитывающий минуты и секунды её скучной, бесцветной жизни, оповестил, что полночь уже миновала. Работники архива давно разошлись, завершив свои дела и только Хельга продолжала упрямо сидеть за столом, составляя каталоги дисков, книг, мыслезаписей и инфокубов, хранящихся в этих уходящих в бесконечность залах. Как бы странно и смешно это ни звучало, но здесь, среди астрономического количества вместилищ знаний нельзя было воспользоваться ни одной современной методикой составления каталогов – палуба, на которой располагались обширные помещения архива, почти вплотную примыкала к машинному отделению, и, соответственно, была полностью экранирована от смертельных, губительных излучений ионных двигателей, что полностью препятствовало работе сверх технологичных приборов. По просьбе Хельги отдел оборудовали менее притязательной техникой, но провода, видимо, оказались притягательным лакомством для мелких грызунов, обитающих среди книжных стеллажей и обожающих старый пергамент и, как выяснилось, изоляционные материалы. За последний год Хельга дважды извещала службы дезинфекции о проблеме, однако либо мыши выработали к ядам иммунитет, либо в силу иных неведомых причин, но четвероногие гады продолжали шнырять повсюду и мерзко шуршать в углах, погружённых в тени. Благодаря этому неудобству, весь отдел вынужден был перейти на доисторические способы записи информации, и вести документацию вручную, с использованием архаичных перьев и чернил, от которых на пальцах появлялись трудно смываемые фиолетовые пятна.