Добравшись до своих комнат, Хельга заперлась в спальне и легла на то самое ложе, которое делила с Хаашимом всего лишь несколько часов назад. Ей казалось, будто в воздухе всё ещё витает тот особенный запах, исходящий от кожи хсаши. Если было бы возможно сохранить его...

Он обманул! – Гневно вопила гордость. – Воспользовался тобой так низко и подло!

Однако Хельга прекрасно помнила, что именно она была инициатором их отношений, а посему винить в чём-то оставалось только себя. К тому же, в глубине души она знала – её восхитительный, прекрасный роман обречён.

Разумеется, когда Мать обо всём узнает, будет страшный скандал и Хельге оставалось надеяться, что Хаашим успеет убраться так далеко от Аглора, как только сможет, чтобы избежать карающей длани Джерр Гэлли.

Невольная улыбка коснулась её губ, едва Хельга представила матушку в ярости. Почему-то она была уверена, что на сей раз никакие слова не смогут пробить её алмазный доспех и слёзы не выдадут её истинного горя. А одиночество... к нему можно привыкнуть.

+++

Хаашим со смешанным чувством страха и надежды наблюдал за тем, как Аглор удаляется всё дальше, оставаясь далеко за кормой “Берегущего” и вместе со звёздной крепостью, растворяющейся в межзвёздном пространстве, бледнели все пережитые им унижения, боль... и то странное трепетное чувство к светловолосой женщине-кошке. Он не сомневался – именно благодаря её вмешательству промолчали лазерные батареи, когда стало ясно, что полёт яхты не санкционирован. Ей хватило благородства и силы, чтобы отпустить его и сейчас, несмотря на близость вожделенной свободы, Хаашим ощущал себя как никогда мерзко, словно по собственной воле с головы до ног окунулся в грязь. Как жить с этим – он не знал.

Тяжело вздохнув, хсаши откинулся на спинку кресла пилота, с какой-то иронией начиная понимать, насколько прочно въелась в его кровь рабская привычка встречать взгляд госпожи в ожидании новых приказов, больше походивших на просьбы.

Наверное, до самого конца своей долгой, никчёмной жизни он будет сожалеть лишь об одном – что не предложил ей бежать вместе с ним.

+++

Гюссхе отстранённо наблюдала за отсветами, танцующими на радужных скорлупках яиц, хранящихся в инкрустированном драгоценными самоцветами инкубаторе. Отныне её главнейшей задачей в отсутствие Хаффи будет забота о созревающих в своих коконах детёнышах Араши. Медики в один голос утверждали, что рождение состоится уже совсем скоро – скорлупа затвердела, значит, младенцы перестали расти и теперь должны набираться сил для первого в жизни сражения. Гюссхе следила за температурой в инкубаторе, несколько раз в день бережно поворачивала ставшие тяжёлыми яйца с боку на бок, ведь тепло, впитываемое детёнышами, должно поступать равномерно. Чрезмерное охлаждение может в дальнейшем сказаться на здоровье малыша, и Гюссхе не была уверена в том, что Хаффи простит ей хоть малейшую оплошность.

Вообще-то она очень любила детей. Во всяком случае, её не раздражала возня, крики и плач, царившие в огромной детской родового поместья Гнезда Гъёлл. Детёныши всех возрастов ползали по устланному мягкими подушками полу, играли разноцветными и яркими игрушками... Юные хсаши росли слишком быстро, поэтому взрослые старались сделать их короткое детство незабываемо счастливым, потому что во многих случаях лишь воспоминания об этой безоблачной поре составляли единственно хорошие воспоминания в тяжёлой жизни. Гюссхе думала тогда, глядя на беспечных малышей – скольким из них посчастливится дожить хотя бы до четырнадцати циклов, поры зрелости? Как много девочек и мальчиков будут действительно радоваться каждому дню, а не проклинать горькую судьбу, приведшую их в слишком несправедливый и жестокий мир, где едва научившихся держать оружие юнцов отправляют на передовую локальных войн между гнёздами, задыхающимися в тесных, перенаселённых мирках, составляющих Триумвират.

Детёнышам, мирно спящим в своих скорлупках в золотом инкубаторе, несомненно, повезло. Их отцом был сам Хаффи, Воплощение Великого Дракона, чья Тень накроет Галактику. Им уготовано блестящее будущее, в отличие от многих и многих других. Сыновья Араши будут носить титул вивернов, его дочери станут завидными невестами... вот только они так и останутся детьми Феридэ, а не Гюссхе.

Ревность, что испытывала женщина, глядя на созревающую кладку, иссушала, лишала возможности полностью отдаться своим обязанностям, но Гюссхе мужественно боролась с недостойным чувством, предпочитая мечтать о том, что дети будут больше похожи на отца, чем на мать. Араши очень волновался за будущее потомство: хотя бы раз в день, с трудом вырываясь из бесконечной вереницы новых обязанностей и дел, он приходил сюда, чтобы увидеть, как на тёплом песке по-прежнему ярко сияют семь драгоценностей. Каждый раз лицо его освещалось каким-то странным светом, и Гюссхе вынуждена была признать – такой Араши ей безумно нравился. Когда снимал свою броню из подозрительности и высокомерия, отпускал что-то внутри себя, словно ослабляя постоянно взведённую пружину... Он даже придумал имена, которые будут носить детёныши, несмотря на то, что Гюссхе всеми силами старалась уберечь его от разочарования, раз за разом повторяя – детская смертность среди народа хсаши очень велика и многие из вылупившихся младенцев могут не пережить своих первых часов, даже находясь под присмотром лучших врачей империи. Но Хаффи не желал слушать. Он не верил, не допускал даже тени мысли о гибели хотя бы одного детёныша, яростно настаивая на том, что всё будет в порядке. Так, как должно быть. И Гюссхе перестала спорить с ним, печально опуская взгляд. Ей говорили, что в тот день, когда она сама выбралась из скорлупы, три яйца из кладки матери так и не треснули.

Стук каблуков по мраморному полу отвлёк её от печальных мыслей. Гюссхе встала, заученным движением прикрыв широкими рукавами лицо в знак почтения к Хаффи. Сегодня он отбывает на космическую крепость Аглор, о которой судачили при дворе нового Императора целыми сутками, так что женщина уже успела наслушаться об ужасных монстрах, обитающих на борту цитадели и о тех опустошениях, что они производили на пути своего следования. Разумеется, как только сведения о разрушенных и разорённых фортах достигли ушей Араши, он немедленно приказал мобилизовать часть основного флота, собранного из кораблей, входивших ранее в боевые соединения, подчиняющиеся исключительно старейшинам Гнёзд, а ныне составляющие огромную непобедимую армаду, и через несколько часов, не дожидаясь “приглашения” со стороны вторженцев, Хаффи намеревался нанести им визит лично.

Уверенным шагом приблизившись к застывшей в полупоклоне женщине (недостаточно учтивом, но и не дерзком), Араши коснулся кончиками пальцев её лба, разрешая поднять лицо. Гюссхе медленно выпрямилась, встретившись глазами с золотой бездной. Как и всегда в его присутствии, она чувствовала еле уловимую дрожь волнения, лишающую внятности мысли. Наверное, с тех пор, как он заманил её в хитрую ловушку в мире Йонен, Гюссхе ощущала эту сладкую слабость, едва Араши приближался к ней, нарушая все традиционные границы и дистанцию между учтивым хафесом и благовоспитанной эссой. Ему было наплевать на правила и законы, когда дело касалось их двоих, каждый раз разбивая в дребезги её святую веру в безопасность, он надвигался, наступал, словно грозный воин из древних легенд и преданий, а она отступала, теряя остатки гордости и воли, мечтая лишь о том, чтобы повторилось то томительное безумие, толкнувшее их навстречу друг другу... и не желая этого одновременно.

– Моя хэйна... – в бархатном, низком баритоне слышатся нотки охотника, пришедшего проверить силки и обнаружившего попавшую в них добычу. – Ты прекрасна, словно рассвет над Хрустальными горами.

Гюссхе бросило в жар от этих слов, едва она вспомнила, как Араши однажды выкрал её из собственного дворца, чтобы в лучах восходящего над горной грядой солнца целовать губы возлюбленной, не обращая особого внимания на жалкие попытки к сопротивлению. Тогда он почти сломил её волю, остановившись на самом пороге недопустимого, разжёг в ней похотливый огонь... и не погасил этот факел. С тех пор Гюссхе боялась его жадных взглядов, горячих прикосновений и своих собственных диких желаний, разрываясь между противоречивыми чувствами. Она не желала сдаваться, поэтому, уперев ладони в нагрудную пластину панциря Хаффи, остановила его на допустимой дистанции.