И на что я тогда надеялся? Не знаю.

Я не знаю, не могу понять своими уязвленными чувствами, зачем ты мучишь меня, истязаешь и надрываешь уже и так хриплые струны моей любви, давно готовые затихнуть навсегда.

Зачем ты так жестока?

Ведь единственное, чем я мог причинить тебе неудобство или странность, так это тем, что безумно любил тебя. До страсти, до исступления, до отречения.

А тебе доставляет удовольствие от бесчувственности к самому имени моему, так явно обижать меня. Но и в этом невозможно упрекнуть тебя, ведь я сам кинулся в такую жизнь, где поклонялся идолу.

Ведь за все, что я желал отдать, мне нужно было всего немного понимания, совсем чуть-чуть понимания, ведь это не много? Доверие, хм, доверие. Это то, что появляется со временем, остальное — компромисс и сдерживание своего старого и неприятного опыта — это мой жизненный опыт, это часть меня, и вырезать этого я не могу, как бы ни старался и ни делал над собой усилий. Если бы ты только знала, через какую боль пришлось пройти в свое время, если бы ты хоть немного попыталась понять меня, мою прошлую горечь и страхи, которые родились вместе со мной после затягивания ран, но в ответ я слышу бескомпромиссное. Разве может тот, кто любит, не оставлять выбора тому, кого любит, ты очень жестока, очень. Может, это будет для тебя открытие — но я гораздо более раним, чем ты думаешь, даже не так — ранить меня может только тот, кто дорог мне, ты очень дорога и ранишь сильнее всех. Но хочу, чтобы ты знала — ты очень дорога мне, и я устроен так, может, и неправильно, но для меня важна открытость, а от тебя только сыпятся тайны, которые только провоцируют меня, зачем? Я так не могу, с прискорбием и болью в груди я соглашусь с твоими словами «нам нельзя», да, нам нельзя, — это провоцирует недоверие и доставляет мне боль.

Причем я знаю себя — поверил бы в любое из твоих объяснений, даже если бы не поверил — заставил бы себя в это поверить, но, как я понял, ты не собираешься останавливаться, ты, как кошка, что гуляет сама по себе. А я готов отдать все, вырвать сердце из груди и с последним вздохом вложить в руки, если ей это будет необходимо. Увы, но ты не такая — тебе сразу должны доверять, должны относиться к твоему отсутствию, как к должному, поверь, если в твоей жизни именно так и будет, то это значит, что ты безразлична тому человеку, что рядом. Я даже не надеюсь, что ты пересмотришь свое отношение на мой счет, просто хотел, чтобы ты знала — я не могу больше скрывать от тебя свои чувства, а вот твое «я тебя не люблю» звучит неубедительно. Я ни разу не дал тебе повода усомниться ни в моем отношении к тебе, ни в моих чувствах, а вот ты постоянно провоцируешь, у меня нет больше сил. Относиться к тебе «а мне все равно, где и с кем она» я не могу, извини, но люблю, поэтому и не могу, не любил бы — было б все равно, и, к сожалению, именно это тебя бы и устроило. В общем, если ты решила забыть и перечеркнуть все между нами, я не буду больше пытаться что-то изменить, просто поклянусь, что между нами больше ничего не будет, — и этого не будет. Будь осторожнее в своих словах, если я тебе дорог, если нет, то режь по живому — я уже не буду сопротивляться, у меня силы иссякли, уверенность, что была раньше, покинула меня.

А вот слова «найди себе другую» меня вообще добили, это говорит о том, что тебе плевать на то, будем ли мы вместе. Вот так, по нитке, собирается канат недопонимания и обид, и чем дальше, тем сложнее и прочнее он становится, жаль, но это так. Принимай решение — но помни, оно будет окончательным, и дальше все будет или так как должно быть в отношениях, или же никак.

Я никогда не принадлежал к числу тех, кто терпеливо собирает обломки, склеивает их, а потом говорит себе, что починенная вещь ничуть не хуже новой. Что разбито, то разбито. И уж лучше я буду вспоминать о том, как это выглядело, когда было целым, чем склею, а потом до конца жизни буду лицезреть трещины.

Метками прошлого, с губ наших сброшена ложь,

Мы с тобой связаны, столько несказанно, жаль,

Знаешь, как нужен мне, твой недослушанный дождь,

Мной не допитая, грустью размытая даль.

Где-то идешь не со мной и согреваешь чужой след,

Но не потушен судьбой в сердце до боли родной свет,

Где-то идешь не со мной и убегаешь в чужой день,

Но, словно ангел земной, бродит моя за тобой тень.

Пьет полусонная, слезы соленные, ночь

Гонит с души печаль, снова зовет на чай нас,

Ты не гаси огня, ты не гони меня прочь,

Дай мне себя простить, мне без твоих не жить глаз.

Я опять хочу шагать, любоваться каждым взмахом твоих длинных ресниц, идти, шагая по острию бритвы — шагать за тобой в ад. Что есть Ад по сравнению лишь с одним твоим равнодушным взглядом? Ты повелевала и была повелительницей, безропотно я шел в пламя с надеждой на возрождение.

Как по цепочке, услужливая память перебирает бусы ненависти. Я ненавидел себя, ненавидел мою любовь к тебе. Сыпав проклятья, я протягивал руки для следующей дозы. Героин, кокаин — ты была всем.

Как-то одним вечером я выпил лишнего и случайно разговорился с Альбусом, и он сказал мне одну очень важную вещь.

— Я знал, что большинство женщин лживы и лицемерны, но эта…

— Северус, это бесполезно…

— Вы о чем?

— Ты отравлен ею. Не знаю, что она сделала с тобой, но ты любишь ее.

— Я боюсь, — тихо сказал я. — Боюсь, что все начнётся заново. Я знаю, что она бессердечна и эгоистична, что она, как ребёнок, который со слезами просит игрушку, а потом ломает её, как только получит. Но есть мгновенья, когда она наклоняется свою голову под определённым углом, или улыбается радостной улыбкой, или внезапно выглядит потерявшейся, и я почти забываю все.

— Она тебя любит, Северус.

— Она так сказала? — удивился я.

— Нет. Она только и говорит о том, как тебя прикончит. Вот как я догадался, — усмехнулся Альбус. — Так что придётся тебе нести и этот крест.

— Анри была моей единственной сбывшейся мечтой, — с трудом произнес я. — Она жила, и дышала, и не развеивалась от соприкосновения с реальностью.

Убить мечту, отпустить, не ждать тебя, больше не любить. Так хочу, но как? Как все забыть?

Зима 1995—1996 года.