Шрифт:
«Люси, у тебя все нормально?» — заволновался Риз.
«Да, просто мой напарник задел растяжку…» — Да что же ты делаешь, идиот… — заорала я на Монти сокрушаясь. Хоть в глубине души я и лелеяла надежду, что моему напарничку хотя бы задницу как следует отбило, но увидеть его целым и вполне довольным, тоже было неплохо. Глазищи блестят из-под шлема, ноздри носа раздуваются, а рот перекошен ухмылочкой, мол, да ладно тебе. Именно с этой дурацкой ухмылочкой он безалаберно и снимает шлем, желая отдышаться. И звучит выстрел. Парень вздрагивает, не прекращая улыбаться, а на его лбу появляется аккуратная дырочка… и в этот самый миг меня накрыла огромная сеть, оставляя в воздухе яркие голубоватые вспышки.
— Нет! — подавилась я словами, автоматически дергаясь, пытаясь зацепиться за что-нибудь руками. — Монти… — Сетка стягивается вокруг, свиваясь чуть ли не коконом, и неведомая сила тянет меня в проход, протащив по обломкам. — Ловушка! Ловушка… — и дикая паника подступила к горлу вместе с осознанием, что связь не работает из-за импульсов, окутавших мой керслет. Электроника отключилась, по пальцам пробежало легкое покалывание, постепенно усиливающееся, словно кровь в теле начала закипать. Fuck, fuck, fuck! Подловили, когда расслабились… дали почувствовать себя победителями после боя, пустив на пушечное мясо своих наемников, а на самом деле не только ждали бесстрашных, но и готовы были встретить.
«Риз! РИЗ!!! Ответь мне, я попалась…» — тишина. Бесполезно. Он меня тоже не слышит. Значит, тут безупречные.
В груди жарко полыхнуло, страх рванул наружу от беспомощности, выбивая гулко в сердце. Отчаяние и непоправимость того, что случилось, окутывает подобно той же сетке, в которой меня продолжают куда-то тянуть. Направо, налево, снова и снова, кажется, мы постепенно углубляемся вниз, в подвальные помещения. И кроме глухого звука чужих шагов, ничего больше не слышно. На меня не просто напали, а захватили. Как такое возможно? Кто? От бессильной ярости шумело в ушах, из желудка к горлу подскочила вязкая волна тошноты, а перед глазами стоял образ Монти… Глупый, глупый… Господи, он же совсем еще мальчишка, только прошедший инициацию. И в то же время было облегчение от того, что это был не Гилмор. Мерзкий, холодный пот прошиб спину, и колени стали ватными. А что теперь со мной? Куда меня тащат? И как же душно стало в керслете, ужасно душно, дышать нечем!
Заплесневелые своды стен и потолка, покрытые грязными разводами, перестали двигаться, и я содрогнулась, новая волна испарины покрыла тело. Вот оно! Сейчас я увижу того, кто меня забрал. Шаги. Пульс взлетел до небес. Сердце затрепыхалось, а потом пропустило несколько тактов, потому что надо мной возвышался он. Билли Уотерс. Черт! В голове сразу вспыхнули все его обещания и намерения в отношении меня, а долбанная фантазия стала со смаком подкидывать самые жуткие картинки расправы, одна другой страшнее. Слезы сами навернулись на глаза, и дышать снова стало просто невозможно. Еще чуть-чуть, и я носом захлюпаю.
Спокойно! Да угомонись ты, истеричка чертова! Не смей распускать сопли, иначе точно сдохнешь! Риз почувствует, что с тобой что-то случилось, так что держи себя в руках и помоги ему найти тебя живой. Но сколько бы я ни пыталась связаться с ним, ничего не выходило, и сердце, как ни упрашивай его, все равно укатилось в пятки и замерло, когда Уотерс стал сдирать с меня шлем. Импульсы отключили всю электронику и у керслета пошла разблокировка.
— Привеет, — протянул Уотерс радостно, разглядывая меня, как свежеприобретенную, давно вожделенную вещь. — Я же обещал, что мы с тобой встретимся, козочка! — я рванула вперед, как только бесполезная уже защита исчезла, но жесткий кулак с силой врезался мне в живот, вдавливая в холодный пол, грозя размазать по камню, что я тут же задохнулась и скорчилась, насколько позволяла сеть. А через секунду в шею впилась игла. — Не спеши, — насмешливо изгибая губы, проговорил мужик. — Знаешь, что это такое? Правильно, парализатор! Видишь ли, деточка, у меня есть претензии к твоему братцу, но подобраться к нему я не смог. Зато поймать тебя вышло так просто. А ведь наш Алекс так любит свою маленькую сестренку и, конечно же, придет за ней! Ты же уже знаешь, кто я? Да? — голос был спокойный. Не звучало в нём ни безумия, ни ненависти, только насмешка, выворачивающая всю душу, а по моим венам, медленно потек жидкий огонь.
Я сперва даже решила, будто меня подожгли, все мышцы загорели, стягивались и затекали, как будто наливаясь свинцовой тяжестью и способность чувствовать, управлять и ощущать собственное тело, убывала с каждой секундой. Больно, но ни вскрикнуть, ни простонать — язык онемел, а ощущения такие, словно распух, и дышать приходилось только носом. В висках отдало глухой болью, сердечный ритм стал замедляться. Хотелось кричать от безысходности и отчаяния. Взгляд с ненавистью метался по лицу ублюдка, который с каким-то предвкушением следил за всеми изменениями моего и без того очень печального положения. Закостеневшее тело не подчинялось мне.
— Плохо быть беспомощной, верно? — снова этот голос, и перед лицом появилась рука с зажатым в крупной ладони ножом. Я дергаюсь изо всех сил, но бесполезно, ни одна клеточка тела ни пошевелилась, только глаза обреченно зажмурились. Чужие пальцы подцепили мое ухо, потянули, и мочку обожгло болью. Все случилось так быстро… так быстро… Одно мгновение, и в глазах расцвели красные круги. Сознание вопило, противилось, внутри распирало от отчаянного крика, застрявшего в голосовых связках, а на деле же только слезы брызнули на виски и челюсть сжалась сильнее. И теплое ползло по шее. Сейчас мне это животное ухо отрежет… — Ну-ну, не надо плакать, — успокаивающе, почти участливо проговорил Уотерс, стирая мои слезы, давая возможность увидеть собственную окровавленную серьгу перед глазами. О-о-ох, сука, кажется, только надрезал. Запугивает? — Я же только начал. Как жаль, что у нас совсем мало времени.
Серьга полетела, тихонько звякнув об каменный пол, а ладонь, утирающая влагу с лица, скользнула на плечо и по руке, сжала мою ладошку, медленно-медленно стала перебирать пальчики, захватывая мизинец. Внутри все обмирало от ужаса, это ожидание стократ страшнее немедленной смерти. Глумливый смешок. Глаза в глаза. И он начинает выворачивать мне палец, но не ломает. Ничего не чувствую, но по крайней мере, противного хруста костей я не слышу.
— На что ты согласна, чтобы я не калечил тебя? — интересуется эта скотина, стискивая мой несчастный мизинец. — Сейчас то ты ничего не почувствуешь, а вот потом... Может, отсосешь у меня, и я тебя не трону? — и расплывается в ехидной улыбочке, что меня передернуло от омерзения. Ну дава-а-ай, рискни, бл*дь, отхвачу под самый корешок и на поссать не оставлю! Да какая ж сука выпустила его из тюряги, где он был разумно изолирован от общества аж на целых десять замечательных лет?!