Сир Джастин - не ее стая. Он даже не волк. Он служит Станнису, а Станнис – олень. Но девочка верила голосу Джона и тому, второму. Она была одинокой волчицей, с тех самых пор, как ее оставил тот парень с голубыми глазами и бычьими рогами. В конце концов она оказалась в этом канале на задворках Браавоса, измученная и напуганная, в ее голове порхают обрывки воспоминаний, а раненое плечо горит и ноет. Она выбрала имена, которые следует отдать богам, но не может вспомнить свое собственное.

Девочка с трудом выбралась из воды на причал. Она вспомнила, как очнулась в доках, одетая в саван, но у нее не было сил действовать так, как в тот раз. Она даже встать не могла, даже собственного тела не чувствовала. Девочка наклонилась вперед, ее поступь была медленной и неуклюжей, шаг за шагом, увязая в белом снегу, на который капали алые капли ее крови. Плохо, плохо. Она не единственный охотник в лесах, по этим следам ее могут выследить. Она не знала, где сейчас мертвые люди, они не пахнут. Со всех сторон ее окружали смертоносные тени, но они не выходили на свет, не пытались вступить в схватку.

Волчица бежала уже несколько часов, и ее силы были на исходе. Боль от раны, нанесенной пылающим мечом, прожигала до самого сердца, а порезы и ушибы, которые она получила, сидя в клетке на деревенской площади, до того как ее спас высокий человек в капюшоне, еще сильнее замедляли движения. Она ушла уже довольно далеко на юг и восток от Винтерфелла, но бесплодные леса все еще скованы бесконечной зимой. Окутанное облаками солнце казалось тусклым бледным пятном, висящим над самым горизонтом, а ветер с каждой минутой хлестал все больнее. Кровь замерзла на густой шерсти, превратившись в алые сосульки. Но рядом, где-то совсем рядом…

Вода. Волчица слышала ее шум. Вода – это хорошо; река или ручей, сделать несколько глотков, смыть запах, чтобы те, кто охотятся за ней, ее не учуяли. На переднюю лапу не наступить; плоть вспорота и прорезана до кости. Волчица попыталась сделать еще один шаг и едва не упала.

Скуля, волчица продолжила путь на трех лапах. Прихрамывая и тяжело дыша, она соскользнула вниз по заснеженному берегу к воде – нескольким ручейкам, струящимся из-подо льда, который окружал и защищал их, словно жесткая шкура, в которой люди сражаются. Еще немного, и она сможет попить… И прилечь на минутку. Она так устала бежать, здесь ей ничто не угрожает…

Но там оказался другой волк.

Ослепленная усталостью и болью, волчица сперва его не заметила. Но потом учуяла запах, вскинула голову и увидела его за ручьем. Она издала низкое рычание, а тот прижал уши и огрызнулся в ответ. Волк казался темным пятном на белом фоне – черная шерсть, зеленые глаза. Такой же крупный, как она, и гораздо сильнее. Он оскалил зубы, и она тоже. Ей придется с ним драться, это будет в последний раз… вряд ли она выживет, но…

Большой черный самец прыгнул. Она увернулась, вся подобралась и прянула ему навстречу. Они кружили по снегу, огрызаясь и щелкая зубами. Бесполезная передняя лапа вся горела от боли. Волчица чувствовала, как от волка несет падалью; он тоже питается человечиной. Кусок мяса, всего один кусочек… так хочется есть…

Они боролись, терзая друг друга зубами и когтями. Волчица чувствовала на языке вкус его крови. Она ударила его здоровой лапой по морде, почувствовала, как под их весом затрещал лед. В этот миг они оба погрузились в студеную воду и, яростно взвизгнув, тут же отскочили друг от друга. И когда она приготовилась к следующей атаке…

Вот оно. Она почти ухватила воспоминание. О мертвой матери, лежащей в летнем снегу со сломанным рогом в горле, и об остальных. Пятерых. Старший, золотоглазый, уже давно погиб, к его голове прибили железную корону. Милая серая сестра тоже мертва. Брат, говорящий с призраками, один из тысячи шкур. Большой белый с красными глазами – он тает, уходит все дальше, а позади него в темноте стоит пылающая фигура. И младший, самый дикий из всех, большой черный охотник.

Волчица застыла на месте, поджала хвост и заскулила.

Заподозрив уловку, самец дернул головой и огрызнулся. Но когда она не последовала за ним, он пробежался по берегу, потом вернулся к ней. Его рычание превратилось в низкое протяжное урчание. Он недоумевал. Сестра. Они так долго не виделись, разве такое возможно?

Волк тоже заскулил, легонько куснул ее за шею, а потом, когда передняя лапа совсем отказалась служить ей и она упала, он покружил вокруг нее, а потом исчез в снегах. Его запах остыл и волчица решила, что он ушел насовсем, но волк вернулся, таща за собой нечто белое и разодранное. На покрывающих это нечто лохмотьях был изображен человек, сжимающий трехконечный коготь.

Мандерли. Это подумала девочка, не волчица. Герб дома Мандерли. Значит, они где-то в лесах к северу от Белой Гавани. Выходит, эти люди мертвы, растерзаны в снегах ее братом или кем-то еще… Ей не стоит… но она раньше уже ела такое мясо, и она так голодна…

Она оторвала кусок мяса, жилистого и промерзшего, но все равно сладкого. Откусила еще, захлебываясь слюной и жадно глотая, а ее брат настойчиво подсовывал ей под нос остатки трупа. Она чувствовала нечто странное, голубое и неестественное, какое-то воспоминание, которое не принадлежало ей, о том, как ее брат ел эту не живую и не мертвую плоть и чувствовал, как она шевелится у него внутри…

Но этот труп не пробудился, а она была слаба и умирала с голоду. Она съела почти все, оставив только кучку окровавленных костей, а потом брат оттащил ее к ручью и она попила. Тогда он толчками и покусываниями заставил ее добраться до небольшой рощи, где он из поваленных стволов устроил себе логово, и начал вылизывать ее раны.

Боль вернулась – сильная, слишком сильная. Рана горела, словно тысяча солнц, красный клинок все стоял у нее перед глазами. А потом она почувствовала, что ее как будто ударили, она начала падать, падать, падать… Девочка обнаружила, что лежит на пороге дома сира Джастина Масси в Браавосе и совершенно не помнит, как там оказалась.