Давос Сиворт стоял у входа в башню. Его капюшон и подбитый мехом плащ были запятнаны снежными хлопьями. Этот наблюдательный пост никак нельзя назвать теплым местечком. В башне, конечно, тепло, зато там дымно, грязно, тесно, зловонно и шумно; слишком много северян набилось в крошечное каменное строение, изначально построенное для того, чтобы вместить фермера, стог сена и пару свиней. Но это первое сносное укрытие, которое они повстречали с тех пор, как покинули Белую Гавань, и оно находилось не больше чем в десяти милях к югу от Дредфорта. Давосу пришло на ум, что, когда они заняли башню, то вполне могли найти там кожу ее предыдущего владельца, прибитую к двери, чтобы его не сманили в отряды противника. Бедолаге и так не повезло родиться последним бедняком, да еще и на землях Болтонов. При Русе он хоть как-то сводил концы с концами, а при Рамси…

Давос покачал головой. У него все никак в голове не укладывалось, что из всех высокородных лордов и великих воинов боги – и Вилис Мандерли – выбрали сына краболова из Блошиного Конца, чтобы одолеть этих чудовищ в человеческой плоти. Он тысячу раз перебирал в уме возможные планы захвата Дредфорта – начиная от лобовой атаки и заканчивая стаей птиц, которым можно привязать к лапкам горящий трут и отправить за стены замка. Давос припомнил, что его сын Деван как-то рассказывал ему об осаде, которую выиграли именно таким способом, - он прочел об этом в книге. Но мысли о Деване причиняли ему боль; Давос вспоминал сон, который видел на Скагосе, о мальчике с неживыми голубыми глазами. К тому же вряд ли под рукой окажется подходящая стая птиц. Вороны слишком ценны, чтобы использовать их таким образом, а дичи здесь давно не водится. Кроме того, если и удастся поймать какую-нибудь птицу, Давосу и его людям она будет нужнее в качестве еды, а не оружия.

Ветер тонко свистел, словно раненый, тщетно пытающийся вздохнуть. В этом проклятом богами месте все вокруг наводило на мрачные мысли. Давос плотнее закутался в плащ. Он понимал, что даже если вернется в башню и протолкается поближе к очагу, в нем все равно живет холод, который никакой огонь не растопит. Давос уже две недели не снимал одежду и поэтому не мог как следует осмотреть спину, но он чувствовал, как рана медленно отравляет его. В последнее время с каждой милей спину кололо все сильнее, хотя он и старался не подавать виду; люди Мандерли поймут, что что-то не так, лишь когда он упадет замертво. Им придется меня сжечь. Давос никогда не доверял огню, он столько времени боролся с кострами красной жрицы, пытался убедить Станниса, что не стоит поддаваться этому соблазну, но, судя по всему, в конце концов он окончит свое существование в огне. Вы довольны, леди Мелисандра?

Давос обошел вокруг башни, хлопая руками, чтобы немного согреться; дыхание замерзало у самых губ. Все-таки придется вернуться внутрь, решил он, но не прямо сейчас. Неизвестно почему, но снаружи боль переносить легче; в тепле становится хуже. Он по привычке потуже запахнул плащ. Хороший плащ - три слоя бурой шерсти, а сверху белый мех, так что издалека он почти сливается с местностью. А под плащом надета черно-золотая накидка, подарок сира Вилиса. Давос гордился тем, что снова носит цвета Баратеона, хотя, по правде говоря, на накидке был скорее герб Ренли, чем Станниса; только коронованный олень, без пылающего сердца. Но эта эмблема напоминала ему, что он исполняет свой долг, служит своему королю, как делал бессчетное количество раз. И если он падал духом, осознавая значимость и невыполнимость своей задачи, при взгляде на оленя ему становилось немного спокойнее.

Давос запрокинул голову, озирая небо. Дни на глазах становились короче, и уже по меньшей мере неделю не было солнца. Как люди вообще здесь живут? Судя по тому, что им приходилось видеть, может, и не живут. Его жена и два младших сына казались еще дальше, чем обычно, и, хотя Давос пытался убедить себя, что на Мысе Гнева им ничего не угрожает, он не мог в это поверить. Да, он собственными глазами видел, как большая часть флота Ланнистеров погибла в огне, но что если Тиреллы или еще кто-нибудь захотят нанести удар в самое сердце земель Баратеонов, пока Станнис здесь, на севере? Я ведь и сам пытаюсь сделать то же самое с Болтонами. Давос устал от войны. Это игра для молодых. Молодых и высокородных.

Вспомнив о пылающих кораблях, Давос подумал о Риконе – и о Бриенне. Она благополучно покинула отряд, хотя он и не заметил, когда именно. Да защитит ее Воин. Он не был вполне уверен, что воительница не лгала о Сансе Старк, Джейме Ланнистере или о других необычайных вещах, о которых рассказывала, но она посмотрела ему в глаза и отказалась от своего обета отомстить Станнису. Давос уже давно не встречал ни в мужчинах, ни в женщинах такой высокой порядочности и такого глубокого понимания того, что отмщение принесет всем им только гибель. Мы поняли это только тогда, когда вся страна оказалась погребена под снегом и пеплом.

Зная, как она защищала – и любила – Ренли, он понимал всю значимость и тяжесть ее решения. Смог бы я поступить так же? Давос не был в этом уверен и поэтому молился за Бриенну Тарт, куда бы ни занесли ее северные ветра. Если она останется в живых, если он останется в живых, если Станнис останется в живых… глупо надеяться, что хоть один из них выживет, не то что все трое, но Давос все думал, сможет ли Бриенна смягчиться настолько, чтобы принять почести, признание и звание леди от другого Баратеона. Навряд ли. Но я должен их примирить. Должен.

Окоченевший от холода и опечаленный горькими воспоминаниями, Давос окинул последним взглядом лагерь, патрулируемый воинами Белой Гавани. За последние дни всем стало ясно, какой ошибкой было недооценивать этих людей и их лорда, и заблуждение о том, что они не настоящие северяне, быстро развеялось. Давос и мечтать не мог о более стойких спутниках, но уже несколько дней у них совсем не было еды. Отчаяние – плохой помощник для атаки, а тем более для осады, но чем скорее они преодолеют последние десять миль до Дредфорта, тем лучше; стоит только пересечь замерзшую Плачущую Воду, и они на месте. И тогда у нас будет богатый выбор различных способов умереть.