Шрифт:
На одной из них висела серебряная табличка с инициалами «R.E.M.»
Внутри девочку встретила довольно маленькая и холодная комнатка — примерно в четыре раза меньше ее прежних покоев в поместье.
Стены из квадратного мокрого камня, на них — матовые керосиновые лампы, возле стены — вполне уютная кровать под тяжелым темно-зеленым балдахином на четырех столбиках и тускло поблескивающая тумбочка из черного дерева. На ней — лампа под зеленым абажуром.
Зеленое покрывало оказалось сырым и тонким, равно как и подушки. Одно хорошо — под одеялом Роксана обнаружила грелку. У противоположной стены стоял небольшой комодик, а над ним — круглое зеркало в серебряной раме — слабая попытка привнести в комнату уют. От каменного пола так сильно веяло холодом, что не спасал даже бархатный ковер.
У кровати уже стоял ее чемодан. Прямо печать на приказе о заключении в тюрьму.
Роксана прикрыла за собой дверь, отрезав доносящиеся из гостиной голоса и смех, и осталась наедине с собственной тишиной. Ей вдруг остро, до слез (если бы она все еще умела плакать) захотелось очутиться в бело-голубой спальне девочек в Шармбатоне и заснуть на любимой мягкой, словно свежий зефир, кровати под пение муз в саду.
Стараясь удерживать нарастающий вой в пределах своего внутреннего мира, Роксана присела на край кровати, обнимая свой рюкзак. Какое-то время она просто сидела, не двигаясь, и почему-то очень внимательно слушала щебет девушек в соседних комнатах.
Потом, очнувшись, тихонько встала и принялась бережно раскладывать свои вещи, окружая себя привычным.
Над кроватью она повесила плакат с изображениями Мирона и Дона в образе горячих рок-идолов, на тумбочку поставила фото в рамке, на котором она, прыщавый Дон и Вог, на тот момент все еще человек, вываливали в камеру языки и беззвучно хохотали.
Одежда исчезла в комоде вместе с кассетами в пластиковых коробочках, украшения и косметика разместились на тумбочке рядом с книгами.
Даже несмотря на наличие родных вещей, все здесь казалось Роксане невыносимо чужим, холодным и неприветливым. Она как никогда прежде чувствовала себя брошенной и одинокой. Очень некстати вспомнилось то, что в этот самый момент где-то очень далеко ее родители и брат сидели все вместе в каком-нибудь ярко-освещенном великолепном зале, пили дорогой кофе и улыбались друг другу...
Роксана зажмурилась, обнимая себя руками.
В детстве, пугаясь, она звала маму, но приходил всегда Люциус. И сейчас, несмотря на ссору и все, что между ними произошло, хотелось позвать его и сделать вид, что не было этого лета... и что он по-прежнему ее горячо любимый старший брат.
Что там говорил сегодня этот старик в синей мантии? Ах да, не дать себе ослепнуть в одиночестве.
Роксана зажгла лампу, переодевшись в футболку с эмблемой «Диких сестричек», забралась под одеяло, прижимая к себе грелку, и сунула в уши наушники.
Дико хотелось домой.
Но не в поместье Малфоев.
Домой. Просто куда-нибудь домой...
http://maria-ch.tumblr.com/
====== Слишком много краски ======
Девочки
— Для кого это она так прихорашивается? — игриво поинтересовалась Марлин Маккиннон, натягивая колготки и глядя на Лили, которая всё утро провела в ванной, а теперь не отходила от зеркала.
— Не знаю даже, — протянула Алиса Вуд, танцующей походкой проходя мимо Лили. На ней был розовый банный халат, волосы были замотаны полотенцем. — Не может быть, чтобы для Джеймса Поттера! — в ужасе прошептала она.
— Не может быть! — подхватила Марлин. — Он же болван и тупица! Он Лили совсем не нравится! Нет!
— Это он тебе подарил? — Алиса указала расческой на встопорщенный неряшливый букетик полевой живности в стакане воды у Лили на тумбочке.
— Нет, Алиса, ну что ты! — веселилась Марлин. Они с Алисой несколько лет ждали этой возможности. — Джеймс Поттер такой неотесанный и грубый, он не мог подарить Лили цветы!
Алиса рассмеялась.
Лили цокнула языком и улыбнулась, отворачиваясь от зеркала.
— Отстаньте, а?
— О-о-о! — протянули подружки, оценив её тщательный аккуратный макияж и прическу.
Во всем мире не было места лучше и ярче, чем гриффиндорская спальня для девочек. Здесь никогда нельзя было увидеть разбросанных как попало вещей, грязных носков, всклокоченных постелей и оберток из-под сладостей. Наличие четырех взрослых девушек предполагало чистоту, порядок, душистость и пугающую смесь ценных мелочей. Именно поэтому в этой спальне повсюду поблескивали флаконы духов, на тумбочках и комодах сверкали разбросанные бусы, сережки и фенечки, ободки, украшения для волос и прочие вещицы, которые за шесть лет скопились в общее Эльдорадо — достаточно было только утром предупредить, кто забрал какую помаду, заколку или шарфик. Скучные школьные кровати здесь были завалены россыпью разноцветных подушек, мягких игрушек (самой большой была игрушка Марлин — гигантский плюшевый пес, сидящий у ее постели и охраняющий их покой по ночам), а стены над кроватями были облеплены шестилетним сбором привязанностей — от целомудренных семейных снимков до плакатов полуголого Мирона Вогтейла. Самый крупный плакат солиста «Диких сестричек» висел над кроватью Маккиннон и был щедро усыпан отпечатками красных женских губ — результат одного довольно-таки сумасшедшего девичника на пятом курсе.
— Посмотрите, как мне лучше? — взволнованно спросила Лили, обернувшись к подружкам и по-очереди приложив к темно-рыжей копне локонов темно-зеленый и молочно-белый ободок. В последнее время все носили эти ободки. И подкручивали волосы.
— Лучше без него, — Марлин, уже полностью одетая, решительно подошла к ней и расстегнула верхнюю пуговку у неё на блузке. — И так.
— Нет! — она застегнула его обратно.
Марлин сердито расстегнула.
— Да!
— Нет!
Мальчики