Ремус вскинул голову.

—…и провести полнолуние в любом другом удобном для вас месте. Это понятно?

Пару мгновений Ремус просто остолбенело пялился на неё, а затем выпалил, почти не раздумывая:

— Нет.

Он может быть рассудительным и здравомыслящим сколько угодно, но превращения в компании друзей — его единственная отдушина, единственная радость в жизни!

И никто не имеет права покушаться на неё, даже Валери Грей. Тем более Валери Грей!

Грей же, похоже, решила, что ослышалась и медленно подняла голову. Взгляд лезвием чиркнул по Ремусу из-под острых ресниц.

— Что, простите? — шелковым голосом переспросила она, снова становясь немного безумной на вид.

— Нет, — ровным голосом повторил Ремус. — Я превращался здесь много лет и ни разу никого не покалечил. Я не могу уехать домой. И не уеду.

— Я, знаете ли, располагаю другими сведениями, — молвила она. — Я наслышана о том бедном мальчике, которого вы и ваши друзья…

— Это был несчастный случай!

—…затащили под это ваше жуткое дерево, где вы же его чуть не убили…

— Он не пострадал, профессор Грей, послушайте…

—…а теперь вы имеете наглость лгать мне прямо в лицо?

— Черт подери, да послушайте же меня!

Он крикнул это прежде, чем осознал, что и кому говорит.

И сам охренел.

А потом вдруг понял, что уже не сидит в кресле, а стоит, и его правая рука горит огнем.

Он, что, ударил по столу?

Повисла пауза.

Грей, как ни странно, не стала орать на него в ответ на тему того, как он смеет так говорить с учителем. На губах у неё появилась тень крошечной улыбки, а серебристые глаза сузились. Она дала понять, что слушает.

— Это был несчастный случай… — дрожащим голосом повторил Ремус, изо всех сил сражаясь с внезапно подступившим безумием. Луна проступала на небе все четче, а его мысли становились все расплывчатее. — Я не отрицаю, что опасность была, но с тех пор никто ни разу не пострадал из-за меня… рано или поздно такое ведь могло…

— Минус сорок очков Гриффиндору, мистер Люпин, — вдруг перебила его Валери и Ремус осекся. Из него как будто разом выпустили весь воздух. — Я никому не позволю говорить со мной в таком тоне. Особенно наглому самоуверенному волчонку.

Ремус медленно отвернулся, разглядывая собственную, дрожащую руку.

— Знаете, почему волчонок опаснее, чем взрослый волк, мистер Люпин? — медленно произнесла Грей, наклоняясь вперед и наблюдая за ним, чуть прищурив глаза. — Чем старше оборотень, тем лучше он себя контролирует. А вы уже не можете держать себя в руках, хотя до восхода луны ещё целые сутки.

— Я не могу уехать, — пробормотал Ремус. — Дома мой отец, я могу убить его.

— А здесь вы можете убить всех нас.

Ремус вскинул голову, решив, что ослышался.

— Вы предлагаете мне принести моего отца в жертву?

— О каких жертвах мы говорим, если вы, по вашим словам, можете себя контролировать? — ехидно спросила она.

Ремус почувствовал прилив гнева, но сдержался и ничего не сказал, только прошелся по кабинету.

— Хоть вас пока очень трудно назвать разумным, взрослым человек, вы все же не ребенок, мистер Люпин. Вы должны знать порядок вещей в этом мире и своё в нем место, — проговорила Валери, следя за ним, как коршун.

— Благодарю, но моё место мне прекрасно известно, мне никогда не дают мне о нем забыть! — парировал Ремус, метнув на неё озлобленный взгляд.

— Знаете, мистер Люпин, когда меня пригласили в Хогвартс, в числе прочих причин директор Дамблдор назвал вас. Он сказал, что я нужна здесь, кроме всего прочего, для вашей безопасности.

Ремус удивленно оглянулся.

— Как вы думаете, что он имел в виду?

Это было очевидно.

Дамблдор решил, что за Ремусом надо приглядывать.

И что теперь его ночные вылазки должен контролировать кто-то понадежнее, чем Визжащая хижина.

— Я не собирался сбегать! — Ремус торопливо подошел к креслу и сел, умоляюще глядя на Валери. — Профессор Грей, клянусь вам, я шесть лет… я никогда не покидал укрытия в ночь полнолуния и теперь я не сбегу. Я не могу поехать домой!

Она смотрела на него добрые полминуты и в какой-то момент Ремусу показалось, что она над ним смилостивилась…

— Знаете, Люпин, такие как вы всегда пытаются надавить на жалость, вызвать сострадание и плевать, сколько людей пострадает от этой жалости, — сказала она и его надежды рухнули. — А такие, как я всего-навсего пытаются защитить ни в чем не повинных людей от монст…

Ремус вскочил.

— Я НЕ МОНСТР!

Повисла пауза. Ремус, тяжело дыша, смотрел Валери в глаза и вдруг остро почувствовал, что на него смотрит кто-то ещё, чужой и страшный.