Как же они все бесконечно далеко…

Не чувствуя под собой ног, Джеймс взлетел на восьмой этаж, увидел знакомый коридор, и силы вдруг отказали ему, и он привалился стене.

Сейчас он войдет в гостиную, узнает, что она мертва, и тоже сдохнет, сдохнет на месте! Скорее, скорее, скорее…

Лили удивленно оглянулась, услышав грохот, закрыла книгу и поспешно поднялась с дивана. Живоглот, мурлыкнув, спрыгнул с ее колен.

В портретном проеме стоял всклокоченный, совершенно безумный, запыхавшийся Джеймс и смотрел на нее так, словно она вернулась с того света.

— Джеймс? Почему так поздно? И почему ты в таком…

Джеймс вдруг покачнулся, прикрыл глаза, медленно сошел со ступенек в залитую светом гостиную, подковылял к Лили, упал на пол у ее ног, обхватил их руками, притянул к себе и уткнулся в нее лицом.

— Господи… Джим, да что с тобой? — не на шутку испугалась Лили, услышав сдавленный всхлип, и почувствовав, как Джеймса сотрясло от вихра на макушке до подошв. — Джим, что случилось, не пугай меня так!

Джеймс ничего не сказал, только несколько раз исступленно поцеловал ее живот, задрав пижамную футболку, и снова спрятался, пожимая ее руками так, словно хотел убедиться в том, что она настоящая.

— Ты можешь мне объяснить, что случилось?! — дрожащим голосом попросила она, когда в гостиную с небольшим отрывом ввалился белый, лохматый и насмерть перепуганный Сириус. Увидев развернувшуюся у дивана сцену, Блэк тяжело вздохнул и привалился лбом к дверному проему в стене.

— Черт возьми, Эванс…

— Да что с вами такое?! — Лили попыталась отцепить от себя Джеймса, но это было бесполезно. В отчаянии она оглянулась на Сириуса, который, тяжело волоча ноги, вдруг подошел к ней и как-то совершенно по-собачьи уткнулся лбом в ее плечо. Лили совершенно растерялась.

— Сириус, а с тобой что?! — она хотела было тронуть его за плечо и в ужасе отдернула руку. — Мерлин, ты весь в крови!

— Тихо-тихо! — Сириус выпрямился и увернулся от ее руки. — Жить буду, не волнуйся, — он говорил так, словно на его язык наложили заклинание Онемения. — Просто поцарапался.

— Что, в конце концов, происходит? — жалобно спросила она. — И где Питер?

— В Крыле. Джим все расскажет… когда очухается…, а мне бы свои царапинки промыть, — и он ушел на лестницу, оставив Лили в полнейшем смятении.

Роксана крепко спала.

После того, как ее заперли, она еще долго сражалась за свою свободу: колотила в дверь, пыталась отпереть ее всеми возможными путями и средствами, ковырялась в замке, кричала, но, в конце концов, сдалась и стала смирно дожидаться освобождения. А потом уснула.

Идея сбежать из школы пришла к ней в тот момент, когда она сидела в кабинете Слизнорта после уроков, мерзла и тысячу раз записывала фразу «Я — волшебница, а не дикий зверь».

А она всего-то-навсего вылила Забини на голову тарелку мясного гуляша за ужином, притворившись слепой, а потом напустила на стерву Летучемышиный сглаз. Во Франции девочки шепотом передавали друг дружке это заклинание, как лучшее средство выцарапать сопернице глаза и сохранить маникюр. Не то чтобы это была достаточная месть за потерю зрения, в конце концов, Забини помогли, но зрелище того, как эта кукла вертелась и прыгала на своих каблучищах, пытаясь согнать мышей, все равно её немного утешило. Правда, в итоге Роксану оставили после уроков.

Когда же она вернулась в свою комнату и увидела на подушке письмо от жены Донагана, Олив, смутная идея, пришедшая между пятидесятой и пятьдесят первой строчкой наказания, сформировалась в твердое намерение.

Несмотря на угрозы и преследования, Олив Тремлетт, менеджер и последняя частичка бывшей группы каждый день в двенадцать ночи упрямо запускала на пиратской станции песни «ДС». Многие ее поддерживали, но никто не знал, какой страшной опасности она подвергала себя и своего сына. Олив писала, что она и Дон-младший уже несколько недель скрываются от Пожирателей по всей Англии, и что Роксана — ее последний знакомый и последняя надежда.

Это письмо подействовало на Роксану как отрезвляющая пощечина.

У нее даже возникло ощущение, что до этого письма она пребывала под действием Империуса, и вот теперь чары развеялись, и она очнулась.

Что она вообще забыла в этой школе, и этой чужой, навязанной ей жизни? Надо было уходить. И срочно.

Олив она поселит в том доме, который так великодушно «подарил» ей Люциус, это Роксана решила сразу. Она не питала к этому подарку никаких теплых чувств, зато Пожирателям никогда и в голову не придет искать Олив Тремлетт в доме Малфоев.

Жить они будут вместе. Роксана твердо решила, что в школу больше не вернется. Учеба, книжки — это все совершенно не ее, это и шишуге ясно. Она останется с Олив и будет помогать ей распространять революционную музыку «ДС». Так будет правильно.

Вещи Роксана собирала в спешке, охваченная предвкушением.

Единственное, что её беспокоило — это какое-то смутное чувство, связанное с больничным крылом и Блэком. Возможно, она понимала, что они больше не увидятся, и осознание этого приносило куда больше боли, чем должно было.