– Он в госпитале.

– Тогда это Петухов. Больше некому. Кто ещё, не успев приехать, мог где-то проколоться?!!

Махно хлопнул себя по лбу:

– Точно! Больше не кому! А где он, не знаете?

– Минут десять назад был у нас в техничке, за кислородными шлангами приходил.

Старший лейтенант, забыв поблагодарить своих спасителей, помчался в ТЭЧ, опасаясь упустить Петухова. Быстрым шагом выйдя на аллею, ведущую к мастерским, в ста метрах впереди он увидел неуклюжую фигуру, опутанную кислородными шлангами. Вот он, голубчик! Петухов, услышав шаги, оглянулся. Он почему-то понял, что старший лейтенант появился здесь по его душу. Бросил на землю спутанные шланги и стал ждать, опустив руки.

Старший сержант сверхсрочной службы Петухов был довольно известной личностью. Маленького роста, неуклюжий, неопрятный, с глуповатой улыбкой. Он исполнял роль гарнизонного дурачка. Как он оказался в авиации, не понятно. Он постоянно попадал в какие-то истории, от него командирам были одни только неприятности. Но насколько он был бесполезен, настолько же был и безобиден. Выгнать его не поднималась рука. Над ним все подшучивали, но беззлобно и держали в армии из жалости, используя для второстепенных поручений, типа подай - принеси. Хотя одна интересная черта, можно сказать тайна, у него была. Он был трижды женат и все его жёны были высокими и статными, обладали пышными формами Роденовских красавиц. Причём все три женщины лицом были довольно симпатичны. Что они находили в Петухове, как он их покорял - не известно, эта тайна не разгадана по сей день. Ещё примечательно то, что расставался он с ними без шума и скандала: просто уходил к другой и всё.

Когда Махно подошёл на несколько шагов, Петухов, улыбаясь во весь рот, спросил:

– Чё, командир?

– Ты когда успел перед Алимовым проколоться?

– Чёй-та? Я не видал его с Нового года. Командир, пошёл бы ты, мене некогда.

– А за что он приказал тебя повесить?

– Повесить? Щас ему! А шланги как жа? Сварщики ждуть , им варить надоть!

– Билл, это ты?

– Ась?

Петухов наклонил голову вбок, как попугай, и было видно, что он мучительно пытается что-то осмыслить. Махно, испугался как бы от мозгового перенапряжения что-нибудь не случилось, замахал руками:

– Ладно, ладно, иди...Билл это кто-то другой...

– Ась?

Махно зло плюнул под ноги, развернулся и пошёл прочь. Он прекрасно понимал, что если в ближайшее время не выяснит, что это означает: "повесить Билла", то утром на самом видном месте, перед штабом, будет повешен он, старший лейтенант Махно.

Задумавшись, он свернул с аллеи и пошёл напрямик. Проходя за общежитием лётного состава, он едва успел затормозить. Прямо перед ним кто-то выплеснул из окна, на газон грязную, мыльную воду.

– Между прочим, это запрещено! Здесь недавно убирали!
– закричал Махно.

В ответ из окна выглянул подполковник Алимов с полотенцем на шее, он только что побрился:

– А-а, это ты... Между прочим, ходить здесь тоже запрещено, особенно под окнами начальства.

И, вытирая полотенцем лицо, задал вопрос, который старший лейтенант хотел услышать меньше всего:

– Било повесили?

– Нет, не повесили. Я скорее сам повешусь с этим Биллом!

– Хм... А в чём проблема-то?

– Да нет проблем, готов повесить кого угодно. Только объясните, кто такой Билл?

Алимов несколько секунд смотрел на старшего лейтенанта широко раскрытыми глазами. Потом всё понял. Поманил его пальцем и тихо, по слогам начал объяснять:

– Не кто, а ЧТО; не Билл, а БИЛО.

Затем, уже нормальным голосом продолжил:

– Било, пожарный набат, старый огнетушитель на тросике. Понимаешь? А рядом, на другом тросике шкворень, ломик, им стучат по билу, понимаешь?

Махно недоверчиво посмотрел на Алимова, понимая что ему конец, местные остряки без внимания это не оставят и этот Билл будет преследовать его до конца жизни:

– Вот дела... А я Петухова чуть не повесил.

– А Петухов-то здесь причём?

– А кого ещё? Кто ещё, кроме него, согласится, что б его повесили?

– Логично...

– Товарищ подполковник, вы это... Не говорите ни кому, а то ведь сами понимаете...

– Конечно, о чём разговор,- и повернувшись в комнату, громко сказал:

– Слышали? Чтоб ни гу-гу!

Махно приподнялся на носках и, вытянув шею, посмотрел поверх подоконника. В комнате начальника лагеря два связиста, прапорщик и солдат, с излишне серьёзным видом, не глядя в сторону окна, подсоединяли провода к только что установленному телефонному аппарату. Старший лейтенант скривился как от зубной боли и, забыв спросить разрешения, развернулся и поплёлся к себе в дежурку - маленькую комнатку в штабном домике, в которой были одно окошко, стол, сейф, несколько телефонов и топчан.

Махно был раздасадован и зол на себя. Ведь он сразу, как только заступил на дежурство, видел из окна комнаты дежурного по лагерю, как курсанты красили кусок рельса, подвешенный к специальному столбику.

Вот оно, висит себе у штаба, пусть не на самом видном месте, но висит. Старший лейтенант снял фуражку, взмахнул ею, делая реверанс и расшаркался в поклоне:

– Спасибо тебе, Билл! Падла ты железная, что б ни дна тебе, ни покрышки!

Хотел добавить ещё пару слов, но что-то его насторожило. Махно оглянулся. С крыльца штаба, остолбенев от изумления, на него смотрела рядовой Бубнова, девушка по имени Лида, писарь четвёртой эскадрильи.