Джек позволил себе полениться. Он был ранней пташкой — за годы, проведённые на острове хочешь не хочешь, а научишься вставать с рассветом. Но сегодня, в День Отдыха, можно было и поваляться. Ведь охотники наверняка ещё спали, только дежурные малыши поднялись, чтобы приготовить еду к пробуждению Вождя и его друзей. Спал и Морис, и Билл, и близнецы, и Роджер.

Малышей, принадлежащих кому-то из охотников, реже ставили на общие дежурства: их задача была раздвигать ноги в любое время суток, а не вставать до рассвета и готовить еду на всё племя. Зато собственные хозяева могли приказать им принести фруктов или рыбы лично для себя, но это было куда проще.

Поначалу малыши были шокированы тем, что вытворяют с ними охотники, но вскоре поняли, насколько это выгодно. Если ты «чей-то», тебя не заставят тяжело работать, накормят лучше, чем остальных, а потом, может быть, даже разрешат поохотиться. Не завидовали только малышам Роджера. Даже охотники порой брезгливо морщились и втягивали головы в плечи, когда из его палатки доносились сдавленные отчаянные вопли, а уж малыши и вовсе жались кто друг к другу, а кому повезло больше — к своему охотнику. И даже Вождь поглядывал сочувственно на их багровые синяки, корочки запёкшейся крови в местах укусов и ссаженные коленки. Правда, теперь-то у Роджера остался один единственный малыш, и из их палатки теперь неслись стоны хоть и болезненные, но исполненные наслаждения.

Но сейчас не хотелось думать о Роджере. Рядом спокойно спал Ральф, сквозь сон обнимающий его тяжёлой рукой. И сейчас не надо было спорить с ним, ругаться, сносить его укоризненные взгляды. Конечно, он проснётся уже совсем скоро, отдёрнет случайно приютившуюся на груди Джека руку, ничего не скажет — побежит помогать малышам. Наступит новый день, и Ральф будет как обычно мерить Джека презрительным и укоряющим взглядом, а Джек будет беситься от этого и молчать. Но сейчас Ральф выглядит тихим, спокойным, по-детски мирным — совсем как тогда, много лет назад, когда ему было двенадцать, и он ещё не знал, чем обернётся их увеселительный пикник, затянувшийся на столько лет.

Кстати, а сколько именно? Джек призадумался и почесал щёку, размазывая вчерашний боевой раскрас. Ему совершенно точно было тринадцать тогда. Шёл четырнадцатый год, когда началась война и его забрали прямо из школы и увезли в аэропорт. Прикинув и посчитав в уме, Джек решил, что ему было пятнадцать, когда Роджер убил Хрюшу — волосы у них тогда уже порядочно отросли, мешались и лезли в глаза, и приходилось собирать их в хвостики — тогда они ещё не догадались срезать волосы ножом — а значит, прошла где-то пара лет.

Джек помнил, как они тогда выглядели, все они: Ральф, близнецы, Билл, Морис. Они были мальчишками, угловатыми и костлявыми. А теперь он смотрел на своё племя и не узнавал его — охотники раздались в плечах, красный детский загар сменился бронзовым, скулы выдались, больше не скрываемые детскими щёчками, мускулистые руки, ноги и спины могли выносить длиннейшие пробежки и тропическое безжалостное солнце. Не дети, а молодые сильные мужчины толпились теперь у его трона, да и он сам стал мужчиной. Он помнил, как это досадно — быть маленьким и слабым, но теперь досады не было: он был самым высоким в племени, одним из самых сильных.

Правда, собственное физическое развитие не приблизило его к той цифре, которая хоть примерно обозначила бы количество проведённых на острове лет. Рассчитать это было, пожалуй, проще по малышам. Попав на остров, они ещё просились к маме и писались по ночам. Кажется, им было лет по шесть, кому-то — по семь. А теперь и они сами превратились в статных загорелых юношей, натренированных не столько охотой, сколько физическим трудом и плаванием. Детская угловатость уже не портила почти никого из них, и Джек предположил, что им должно быть от шестнадцати до восемнадцати лет. Тем нелепее было по привычке звать их «малышами», но так уж повелось. Ни одно название, установленное с началом власти Джека, не поменялось, и малыши так и остались малышами, хотя некоторым было недалеко до двадцати лет.

Джек тихо присвистнул, прикинув, что ему самому, выходит, около двадцати трёх или даже двадцати пяти лет, и живут они на острове десять лет.

На свист отреагировал Ральф. Он приподнялся на локте, хмуро глядя из-под нависшей светлой чёлки, и глянул на Джека.

— Что? — и, как Джек и думал, отдёрнул руку, которая без воли хозяина устроилась там, где не надо.

— Спи, ещё рано.

Ральф открыл было рот, чтобы сказать что-нибудь язвительное и злое, но Джек опередил его — выпутался из-под общего импровизированного одеяла, поднялся и вышел из пещеры, на короткое время перекрыв свет. Ральф сонно покачал головой ему в след, устроился головой на свежей охапке листьев и попытался заснуть, но не смог. Проклятый Джек своим свистом разбудил его окончательно, и ничего не оставалось, кроме как вылезти из палатки и потащиться за ним.

Заметив Ральфа сзади, Джек ничего не сказал. Они шли долго, и Ральф сонно ёжился на прохладном утреннем воздухе.

— А куда мы идём, позволь спросить?

Джек хмыкнул.

— Я тебя с собой не звал. Можешь и не идти. Я иду на гору, посмотреть, где там это свиное логово. И правда ли их там так много.

Ральф кивнул и замолчал. Он сам не знал, зачем увязался за Джеком в День Отдыха, когда можно было отоспаться вволю, но теперь поворачивать назад было уже поздно.

Джек шёл уверенно, точно зная направление и переходя с одной тропы на другую, ни секунды не сомневаясь. Вокруг шумел сочной листвой тропический лес, громко кричали птицы, где-то на грани слышимости шелестел прибой. В джунглях было красиво, и Ральф снова забылся; даже маячившая впереди загорелая, на этот раз не раскрашенная спина не мешала.