Шрифт:
Роджер осторожно взял ступню в руки и без предупреждения выдернул иглу. Генри хрипло вскрикнул, по ступне разлилось жжение. Роджер отбросил иглу в сторону и критически осмотрел своего пациента. Генри морщился, даже покраснел от боли.
— Генри, может быть, мне придётся отрезать тебе ногу, — просто и без обиняков сказал Роджер. Генри хотел было расхохотаться над смешной шуткой, но Роджер смотрел тяжело, напряжённо и очень серьёзно.
— Что, правда? — губы Генри побелели.
— Да. Ёж был ядовитый, если не отрезать ступню, умрёшь через четыре дня.
Кажется, Роджер был настроен на решительные действия, и Генри почувствовал, что сейчас расплачется.
— Не надо, Роджер, пожалуйста, не надо. Обойдётся, зачем резать, я же не перенесу, я…
— Молчи. Это даёт хоть какую-то надежду. Я принесу тебе перебродивших фруктов и попрошу у Джека нож. Но фрукты не перекроют всю боль, так что терпи.
Он поднялся и вышел из шалаша, оставив Генри подвывать от страха.
Джек нашёлся у костра в окружении охотников. Они делили улов и громко говорили, поторапливали малышей, разводивших огонь.
— Джек, — Роджер поманил его в сторону. — Мне нужен нож.
Джек напрягся, припомнив свою клятву не давать нож никому, а в особенности Роджеру.
— Зачем? — Джек прищурился и смерил Роджера подозрительным взглядом. Он в самом деле выглядел непривычно взволнованным.
— Генри наступил на ежа, ядовитого.
— Хочешь пустить ему кровь? — Джек сразу забыл о своём недоверии. Похоже, Роджер говорил правду.
— Нет, вообще-то я хотел отрезать ногу, но твой вариант тоже годится. Так ты дашь?
— Конечно, держи, — Джек не замялся ни на секунду, вытащил из-за пояса нож и протянул его Роджеру. — Помочь тебе?
Роджер представил себе экзекуцию и решил, что помощь ему и впрямь понадобится. Что при пускании крови, что при неумелой ампутации, Генри будет орать как резаный и брыкаться.
— Да, давай. А лучше позвать ещё кого-нибудь.
— Нет, для пары порезов нас двоих хватит, — Джек направился к палатке Роджера, не испытывая естественного беспокойства по поводу того, что сам Роджер идёт прямо за ним с хорошо отточенным ножом в руке.
Генри лежал на подстилке и крупно дрожал. Он редко пересекался с Вождём в замкнутом пространстве и уж точно давным-давно не вступал с ним в разговоры. Наверное, лет десять. Так что он немного струхнул, когда в палатку первым вошёл не Роджер, а Джек. Однако с появлением Роджера стало только хуже — в руке он держал нож.
— Пожалуйста, не надо, Роджер, — шептал Генри бескровными губами и смотрел на Роджера умоляюще, жалобно. Роджера это проняло, и он поспешил успокоить его.
— Не трясись, не будем отрезать. Я только пущу тебе кровь, чтобы вышел яд.
Генри заметно расслабился и шумно выдохнул, даже прикрыв от облегчения глаза.
— Больно всё равно будет, так что Джек тебя подержит, — Роджер так волновался, что назвал Вождя по имени, а тот не обратил внимания. Он уже садился на Генри верхом, лицом к ногам, чтобы придерживать и руки, и ноги. Генри послушно втиснул руки между своими боками и бёдрами Джека, приподнял обмотанную, уже скверно покрасневшую ногу. Роджер взял её странно бережно, осмотрел место прокола, нахмурился, увидев, как далеко уже расползлось заражение, и резким движением надрезал вену на лодыжке у косточки. Это было не столь больно, как предполагал Генри, и он только сжал зубы и застонал. Роджер улыбнулся одобрительно, но Генри этого не видел.
Тёмная венозная кровь потекла Роджеру на руки, и он отчётливо увидел, как нога бледнеет и принимает более здоровый цвет. Синеву можно было скорее объяснить пережатыми сосудами, чем реакцией на яд. Генри облегчённо вздохнул, и Джек слез с него — держать не понадобилось.
Джеку показалось, что тёмное, хмурое лицо Роджера просветлело. На Вождя, правда, это произвело мало впечатления. Роджер, привязавшись к Генри, не переставал быть садистом, подонком и угрозой его, Джека, власти.
— Отдавай нож, — Джек встал рядом с Роджером, глядя на него хмуро, и требовательно протянул руку ладонью вверх.
Роджер поднял глаза, непривычно смирные, и сказал:
— А вдруг ещё раз пустить придётся? А если я не успею до тебя добежать?
Вождь помедлил, пораскинул мозгами, и ушёл, не сказав ни слова, оставил нож Роджеру. Он решил, что заберёт нож, как только Генри пойдёт на поправку, а потом уж никому не отдаст.
Однако его планам не суждено было сбыться: Генри на поправку не пошёл. Весь день после кровопускания он был довольно бодр, но к вечеру у него поднялся сильный жар, и всё племя от костра слышало, как он стучит зубами в ознобе. Роджер, мрачный как туча, выходил из своей палатки только чтобы принести мальчику воды, и, несмотря на то, что ни в племени, ни среди охотников его никто не любил, все как-то разом прониклись к нему жалостью.